— Откуда вы родом, мистер Франко? — спросила она, поддавшись порыву.
— Из Бруклина, — ответил удивленный Энтони. — А почему вы спрашиваете?
Тейлор рассмеялась, почувствовав себя вдруг немного уютнее.
— Сама не знаю. Мне неожиданно пришло в голову, что вы, наверное, выросли в Бруклине…
Его лицо вновь приобрело смущенное выражение.
— Неужели я говорю с акцентом?
— Нет-нет! Мне просто показалось, что есть в вас что-то этакое… закалка, что ли?
Он нащупал ее руку и осторожно пожал.
— Вот ведь как. Вы видели меня всего один раз, а уже знаете обо мне все.
— Но я о вас совсем ничего не знаю, мистер Франко. Кроме разве того, что вы делаете очень удачные фильмы для кинокомпании «Монарх пикчерз», а я занимаюсь их рекламой.
— Ну вот, теперь вы хотите сделать из меня какую-то загадочную личность. Так вот, нет во мне ничего загадочного, и называйте меня, пожалуйста, Энтони. Вырос я в Бруклине, неподалеку от Кокни-Айленда. У моих родителей была небольшая химчистка. Кроме того, они занимались иногда мелким ремонтом одежды… разорванные пиджаки, дырки от пуль, знаете ли. Обычное дело.
— Дырки от пуль?
— Что, звучит слишком обыденно?
— Звучит так, словно взято из киносценария.
— По правде говоря, кино не так уж сильно отличается от действительности. Лучшие часы своей жизни я провел в кинотеатрах.
— И поэтому стали режиссером?
— Тут вы попали в самую точку, — кивнул он. Такси замедлило ход и остановилось перед зданием на Элизабет-стрит. — Если уж приходится зарабатывать на жизнь, то почему бы не заниматься при этом тем, что любишь?
— Вам повезло.
— Да, пожалуй. Особенно везучим я чувствую себя сейчас — ведь мне предстоит чудесный ужин в обществе прекрасной дамы.
— Такой, как обычно готовила мама? — спросила Тейлор, выходя из такси.
— Боже, надеюсь, что нет! — рассмеялся Тони. — Она была чудесной матерью, но вопреки традиции готовила хуже некуда.
Они вошли в большой, ярко освещенный зал, стены которого были обшиты мореным дубом и украшены лепниной. На них висело множество аляповатых картин с изображением итальянских пейзажей и развалин Рима. Одна из стен была выложена неоштукатуренным кирпичом.
Энтони назвал свое имя, и их немедленно провели к столику, стоявшему в углу возле окна. Официант взял у Тейлор пальто и, возвратившись через минуту, отдал номерок Энтони, который, не сказав ни слова, положил его в свой карман. Тейлор нахмурилась.
А что, если она захочет уйти пораньше? Уйти без пальто она не сможет, значит, ей придется ждать, пока Энтони позволит ей это сделать. И вдруг она замерла. Что это ей пришло в голову? Они что, любовники? Тейлор почувствовала, что краснеет. С детства ей было присуще это свойство — краснеть от смущения. Как назло, взгляд Энтони именно в этот момент был прикован к ее лицу.