– Откуда она взялась? – удивилась я. – Кругом ни одного дома.
– Наверное, это дикая кошка.
– Не думаю, что тут водятся дикие кошки, – сказала я. Мне ли не знать, что дикими бывают только мужчины.
В два часа Марат захотел есть, и мы остановились в каком-то небольшом городке.
– «Вестервик», – прочитала я название на дорожном указателе. Если верить тому же указателю, до Стокгольма было недалеко.
– Пойдем в кафе и отдохнем, – предложил Радик, обращаясь к Марату. – Ты тоже можешь пойти с нами, – крикнул Марат Татьяне, когда уже вышел из машины.
Ей не надо было повторять дважды. Я наблюдала за ними из машины.
Трио было еще то. Марат и Радик были одеты в яркие тренировочные костюмы, на ногах – незашнурованные кроссовки. Они шли, раскачиваясь из стороны в сторону, и курили. Татьяна семенила сзади в своей короткой юбчонке. Высоченные каблуки подчеркивали кривизну ее ног.
Марат всеми способами пытался продемонстрировать мне, что я должна подчиниться ему, примиряясь со своим положением. Татьяну они уже выдрессировали.
Когда я рассказала об этом докторше, она выразилась по-научному:
– Татьяна является хорошим примером, подтверждающим теорию Филиппа Зимбардо.
– А что это за теория?
– О том, как внешняя среда влияет на поведение человека.
– Не верю я в ваши теории.
– Если хочешь, могу рассказать об экспериментах, которые проводил доктор Зимбардо тридцать лет тому назад.
Филипп Зимбардо – это звучало совсем уж по-иностранному. Докторша сказала, что он работал профессором при Стэнфордском университете. Его эксперименты известны всему миру. Если верить докторше, о Зимбардо не слышал только ленивый. Как будто он Джон Леннон, сказала я назло ей.
Что меня раздражало в докторше, так это то, что она никогда на меня не сердилась, как бы я ни пыталась дразнить ее. Я даже пыталась ругаться матом, но она, не повышая голоса, пресекала меня. Она говорила со мной дружелюбно, смотрела сочувственно, а я ненавидела ее сочувствие. Ей не пришлось пройти через то, через что прошла я, для нее это были всего-навсего грязные рассказы. Моя жизнь, мои переживания были для нее лишь эпизодами из истории болезни.
Но, возвращаясь к Зимбардо, ее рассказ меня напугал. Оказывается, этот хрен проводил свои эксперименты в подвалах Стэнфордского университета. Он выбрал двадцать четыре студента и разбил их на две группы: одна группа играла роль заключенных, а другая – тюремщиков. Зимбардо хотел посмотреть, как среда – или, вернее, навязанная роль – влияет на поведение людей. Эксперимент должен был продолжаться две недели, но был остановлен через шесть дней, потому что все в нем пошло наперекосяк. «Тюремщики» через сутки стали мучить «заключенных» как морально, так и физически. Некоторые из «заключенных» стали доносить на своих товарищей, чтобы заслужить у «тюремщиков» право спокойно сходить в туалет или получить лучшую еду. Их не останавливало даже то, что объекты доноса могли подвергнуться пыткам.