Тем временем из-за дальнего края лесополосы, из степи, стала бить по опушке, артиллерия. Снаряды, разрываясь, взвеяли над опушкой тучу перемешанной с землей листвы. Оба немецких танка бросились уходить к станице, виляя по пахотному полю. Султаны разрывов сопровождали их до самых белых домиков, но все же перед самой станицей танки успели нырнуть в балку. Стало тихо.
Из-за южной окраины лесополосы захрустел валежник, послышался вкрадчивый — по мягкой земле — перестук. Среди деревьев замелькали тени верховых. Чакан вздрогнул, услышав:
— А-а, ловко их защучили наши иптаповцы[1]. Посмотри, начштаба, как перепахали артиллеристы опушку.
— Как плугом, Сергей Ильич, — подтвердил другой голос.
— А тут этот дед с табуном. Сорвет, думаю, нам всю маскировку. Впору было ликвидировать его.
Чакан вышел из кустов. Опушку заполнили кавалеристы. Часть из них спешилась, часть была в седлах. Некоторые смотрели в бинокли на засоренное осотами поле пара между лесополосой и станицей. Старшим среди них был плотного сложения полковник с выпуклыми серыми глазами. Фуражку с красным околышем он снял, надев ее На луку седла, обнажив бритую, усеянную капельками пота голову. Он первый увидел Чакана.
— Так это ты тот самый дед, что нашу позицию немцам выдал? Что ты здесь делаешь? — спросил он сурово.
Но в светлых глазах полковника заметил Чакан искорки. Он приободрился.
— Табун отгоняю.
— Куда? — полковник изумленно вскинул светлые, как два пшеничных колоса, брови. — Из казаков? — он зорко взглянул на Чакана.
— Станицы Раздорской, — вытягиваясь, подтвердил Чакан.
— Где же твои лошади?
Чакан молча повернулся и пошел в глубь лесополосы.
Полковник, спрыгнув с лошади и разминая затекшие ноги, двинулся за ним. Следом потянулись и остальные.
Лошади при приближении чужих перестали щипать траву и, подняв головы, сбились в кучу. Лишь жеребец, не шелохнувшись, продолжал стоять над трупом серой кобылки.
— Как же ты не уберег ее? — останавливаясь перед ней, опечалился полковник. Подошли и другие, сгрудились вокруг мертвой лошади.
Чакан всхлипнул.
— Не уберег.
— А этот тоже хорош, — полковник залюбовался жеребцом, равнодушным к тому, что делали вокруг него люди. — Бабки-то, бабки! И эти пойдут под седло, — осмотрев других лошадей, одобрил он. — Сколько их всего?
— Было тридцать две головы, теперь, стало быть… — Чакан ладонью смахнул с глаз росу, — тридцать одна…
Полковник нашел глазами начальника штаба.
— Лошадей взять на учет.
Чакан возмутился:
— Я их не могу отдать.
— А куда же ты с ними? — искренне удивился полковник.
— У меня маршрут, — решительно сказал Чакан, нащупывая в кармане бумажку председателя колхоза.