Услышав это, я встала, но снова, смертельно побледнев, упала на стул: сердце мое готово было разорваться, колени подгибались.
Говорят, что отец Жозеф не слишком мягкосердечен; но, увидев, что я едва жива при мысли предстать перед кардиналом, он, как только мог, ободрял меня. Если я хочу о чем-то просить его высокопреосвященство, сказал он, время теперь подходящее: кардинал давно так хорошо себя не чувствовал.
О, вся моя жизнь, вся Ваша жизнь зависели от моей встречи с этим человеком!
Я шла за отцом Жозефом и ничего не видела вокруг себя. Мои глаза были прикованы к нему, я следовала за ним так, как будто он управлял моими движениями.
Мы прошли через деревню в парк, потом проследовали по аллее, среди больших деревьев. Я замечала, как пейзаж вокруг меняется, но подробности от меня ускользали.
Наконец издалека я увидела в беседке из жимолости и ломоноса человека, полулежавшего на кушетке. Он был в белом подряснике, с красной камилавкой на голове — знаком кардинальского достоинства. Я протянула к нему руку, и отец Жозеф ответил на мой невысказанный вопрос:
«Да, это он».
Рядом со мной оказалось большое дерево, я прислонилась к нему, потому что боялась упасть: ноги не держали меня.
Кардинал увидел мое замешательство, заметил движение, выдававшее мою слабость, и приподнялся.
«Подойдите, не бойтесь», — сказал он.
Не знаю, какое чувство заставило его смягчить свой обыкновенно суровый голос, но этот голос подал мне надежду.
Я собралась с силами и почти побежала к нему, чтобы броситься ему в ноги.
Жестом он приказал отцу Жозефу удалиться. Тот повиновался, отойдя на такое расстояние, чтобы видеть нас, но не слышать нашего разговора.
Я склонила голову и протянула к кардиналу-герцогу обе руки.
«Чего вы ждете от меня, дочь моя?» — спросил он.
«Монсеньер, монсеньер, я прошу о милости, от которой зависит не только моя жизнь, но и мое вечное спасение».
«Как ваше имя?»
«Изабелла де Лотрек».
«Вот оно что! Ваш отец верно служил королю. Это редкость в такое мятежное время, как наше. К несчастью, мы потеряли его».
«Да, монсеньер. Значит ли это, что я могу обратиться к вам в память о нем?»
«При его жизни я дал бы ему все, чего он мог пожелать, кроме разве того, что во власти одного Бога, а я всего лишь его простой наместник. Скажите, о чем вы просите».
«Монсеньер, я постриглась в монахини».
«Я помню это, поскольку по просьбе вашего отца я противился этому как мог и, вместо того чтобы приблизить ваше пострижение, как вы просили, назначил год отсрочки. Значит, несмотря на отсрочку, вы все же дали обет?»
«К несчастью, монсеньер».