На пирсе тарахтел подогнанный к сейнеру колесный трактор с прицепом. Топтались несколько береговых рабочих. Среди бушлатов и телогреек выделялся длиннополый светлый плащ и в тон ему — шляпа. В плаще и шляпе помещался малорослый конторский человек, подручный хозяина Быков. Он при разговоре задирал костяной подбородочек, и речь у него получалась волевая и командная, несоразмерная малорослости говорившего. Рыбаки тушевались от такого напора.
— Мы возьмем на учет ваше противодействие, Заремба, — говорил Быков, приподнимаясь на носочках. — Вы не первый раз позволяете себе безответственность. И это касается всей команды.
— Миша, — слабо сказал Заремба приблизившемуся Насонову, — они пароход грабить пришли… А пароход — наш, мы сами знаем, чего с ним делать…
— А где Матвеич? — безразлично спросил тот.
— Нету… Он опять приехал с бабой, коляску погрузил и опять уехал.
— Вы боцман с этого мэрээса? — повернулся маленький громогласный человек. — Попрошу навести порядок в команде.
Насонов лениво взглянул на него и прошел мимо на палубу. Безразличие боцмана вдруг сделало безразличной и всю команду. Заремба отступил от борта. Быков, напротив, еще больше напыжился от смелости и власти, спустился на палубу, приказал рабочим грузить корабельный невод и кинул рыбакам:
— Команду попрошу помочь.
Кто-то вяло повиновался. А боцман в стороне привалился со спокойным видом к борту. Люди, грузившие кошельковый невод в тракторный прицеп, уже забыли о нем. Быков, сцепив руки за спиной, следил за работой, он нервничал, еще не уверенный в своей победе. Когда он проговорил сухопутным работягам: «Быстрее!.. Быстрее!..» — никто не ожидал от боцмана, и он сам не ожидал от себя, что пойдет на хозяйскую «шестерку».
Насонов подошел молча к юркому человеку, обернувшему к нему свое стремительное испуганное лицо.
— Сникни, Вася, — сказал Насонов, взял затвердевшее от страха тело поперек и перебросил на пирс.
Быков проелозил локтями по грязи, вскочил и, схватив шляпу, поспешно устремился к выезду с пирса, где стоял черный японский джип. Отбежал и стал выкрикивать угрозы Насонову. Но его не слушали, пирсовые рабочие сами засмеялись и полезли с судна — им совсем не хотелось трудиться ночью. Быков скоро уехал с пирса. А ярость в Насонове распалась на какую-то мелочь, на осколки, он разочарованно, с красным лицом ушел на корму и уже не видел, как рабочие тоже уехали на тракторе.
— Зря ты, Миш, — сказал Заремба. — Он дело пришьет.
— Не пришьет, — возразил боцман. — Им деньги дороже стыда, они воры, им наш пароход на страховку разменять надо, они ради этого все забудут…