— Тебе хорошо? — спросил он хриплым голосом. И, прежде чем Холли успела ответить, ее голова закружилась от невероятного наслаждения.
— Да, — наконец прошептала она.
Она превратилась в дикарку, которую сама Холли с трудом могла узнать. Зато Джека она знала. Это был Джек, который обнимал ее, который доводил ее до сладострастного исступления… Джек, которому она верила.
Он очень осторожно приподнял ее бедра. Холли затаила дыхание, еще не веря в то, что происходит. И в этот миг почувствовала его внутри себя. Крепко зажмурившись, откинув голову на подушку, она ждала…
— Холли.
Как ему удается так спокойно говорить?
Он взял ее голову в ладони, повернул к себе.
— Холли, посмотри на меня.
Она невольно открыла глаза. Он смотрел на нее с нежностью, от которой замирало сердце.
— Не бойся. — Он бережно отвел с ее лица прядь волос. — Это всегда непросто. Но я обещаю — я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.
Внезапная острая боль, пронизавшая ее тело, заставила ее понять, о чем он говорил. Холли ахнула, ее сердце забилось с бешеной скоростью.
Это было абсолютно ново и незнакомо для нее. Холли застонала, потом вскрикнула от удовольствия.
Он больше не был с ней мягок.
Наутро она просыпалась медленно. Двери веранды были широко раскрыты, и лучи солнца врывались внутрь, освещая темный силуэт мужчины, стоящего на пороге и глядящего вдаль.
Холли приподнялась на локте.
— Джек?
Он вошел в маленькую комнату. На нем были шорты и зеленая рубашка. Вместе с ним в комнату ворвались ароматы моря и свежий утренний воздух.
— А, ты проснулась, хорошо. — Его лица не было видно, но голос звучал напряженно.
— Что-то не так?
— Нет. Но у нас почти что нет времени, если ты хочешь позавтракать и успеть на самолет до Майами.
Она медленно переспросила:
— Если я хочу позавтракать?
— Я уже поел, — коротко пояснил Джек. — Я проснулся на рассвете. Как обычно. Прогулялся до отеля, поел и сел за работу.
Разве такие простые слова могли ранить? Но ранили…
Холли сказала:
— Мне жаль… — и осеклась, поняв, что извиняться не за что.
Джек заговорил еще резче:
— Ничего. Надо было выспаться. Но думаю, теперь тебе надо шевелиться.
Ни поцелуя, ни ласкового слова… После всего, что было ночью. Та нежность… Теперь он едва смотрел в ее сторону. Что могло произойти?
Она встряхнула головой:
— Почему?
— Я же сказал — самолет.
Он что — нарочно не понимает ее? Да, конечно, прежде у нее не было любовников. Может быть, мужчины всегда наутро ведут себя так? Может быть, он стыдится своей страстности, выказанной ночью. А может быть — хуже всего — он стыдится ее страстности.