— А не выпить ли нам немного, девочки? — спросил он бодро, но тут же и осекся: Елена смотрела на него с ужасом.
— Выпить, выпить, мамочка! — закричала неожиданно Таня и принесла мгновенно из коридора свой коньяк.
Павел Алексеевич пошел за рюмками.
— Ты думаешь, что… Не правда ли… Павел Алексеевич говорит… — проговорила Елена неуверенно и бессвязно, но с несомненным протестом.
— Ну что ты, мам, одна рюмочка…
Павел Алексеевич стоял в дверях с тремя разномастными рюмками. Оказывается, Леночка не все на свете забыла — вот вспомнила же сейчас, что муж у нее алкоголик. Встревожилась за него при виде бутылки…
— А тебе полезно, Леночка. Для сосудов хорошо, — улыбнулся Павел Алексеевич.
Елена неуверенно протянула руку, взяла неловко в горсть зеленую мокрую рюмку. Вязанье соскользнуло с колен на пол. Младшая Мурка тут же тронула его лапой. Елена забеспокоилась, рюмка покривилась, немного коньяка пролилось.
— Смотри, Таня… Упало все… как это… мокро…
Поставить рюмку и поднять вязанье она не могла, это было слишком сложной последовательностью движений…
Павел Алексеевич поднял вязанье, положил на кровать. Налил себе и Тане:
— За твое здоровье, мамочка.
Елена слегка водила рюмкой перед собой, Таня прислонила рюмку к ее рту, и она выпила. Они просидели вместе почти час, молча и улыбаясь. Пили медленно коньяк, ели пирожные. Потом вдруг Елена сказала совершенно внятно и определенно, как давно уже не говорила:
— Какой хороший вечер сегодня, Танечка. Как хорошо, что ты приехала домой. Пашенька, помнишь Карантинную улицу?
— Какую Карантинную? — удивился Павел Алексеевич.
Елена улыбнулась, как взрослые улыбаются несмышленым детям:
— В Сибири, ты помнишь? Ты нас оттуда в госпиталь забрал… Мы там хорошо жили. В госпитале.
— Так ведь мы и теперь неплохо живем, Леночка. — Он положил руку ей на голову, провел по щеке — она поймала его руку и поцеловала…
Вот ведь какие странности — не помнил Павел Алексеевич никакой Карантинной улицы. А Елена помнила. Что за прихоти памяти? Совместная двадцатилетняя жизнь, в которой один помнит одно, другой — другое… В какой же мере была она совместной, если воспоминания об одном и том же так различаются?
Вскоре приехал Гена Гольдберг. Рассказал то немногое, что узнал о вчерашнем происшествии. Брат поздно возвращался домой и избит был в своем парадном. Нашел его только ранним утром помешанный на оздоровительном беге сосед, который вышел в седьмом часу совершать свои спортивные подвиги. Сослуживцы Геннадия сказали, что несколько раз в течение последней недели ему звонили, угрожали.