Куда меня занесло? И куда подевались угодные моему сердцу дома-крепости, колодцы-журавли? Почти полдеревни заново отстроилось! Хорошо, конечно, что люди думают о своем будущем, о продолжении рода. Но новые дома были сработаны по шаблонным «среднерусским» образцам и все вместе выглядели унылыми близнецами. Чем же так привлек селян этот стиль «баракко»? Из строений словно вынули душу, они стояли холодными и безгласными, как манекены. И это в краю деревянных коней, где каждый второй был когда-то плотником!
Правда, кой-где шевелился еще народец. Растрепанная особа в красных брюках тянула за рукав своего подгулявшего муженька, а тот упирался, жестикулировал, показывая на открытую дверь напротив, откуда неслись децибелы тяжелого рока, пьяные выкрики, визг и звяканье битой посуды. В общем, не поймешь: то ли лешего хоронят, то ли ведьму замуж выдают…
Слово «дом» Абрамов трактовал с какой-то особой значимостью. «Вы избу от дома отличаете? — спрашивал он у меня в письме. — У нас эти понятия совершенно разные. Если говорят: „У него одна изба“ — значит, последний бобыль и лентяй, даже двор к избе не сумел прирубить». И это действительно так.
На Севере до сих пор бытуют поговорки: «Плотник — первый на селе работник», «Добра голова сто рук кормит», «Кабы мужик на печи лежал, корабли бы за море не плыли», «В своем доме хозяин больше архиерея». И поскольку все зависело от его усилий и стараний: полнота закромов, ухоженность полей и сенокосов, красота построек, веселость праздников, где дела рук, мыслей и сердца сопряжены с окружающей природой, то и Дом свой он сделал сродни этому миру.
Дом по Абрамову — это не только максимум разумного комфорта, тепла, уюта, экономии времени. Не только оазис радости посреди белой, на зиму замершей природы. Дом — это прежде всего то, на чем держится мир, — семейный уклад, вековечные фамильные устои, нравственные ценности. То самое духовное молоко Родины, где ты явился на белый свет. Как защита человека после одежды и кожи тела. Такое жилище отвечало потребностям как всей семьи в целом, так и каждого человека в отдельности. И ребенку, и старику, и взрослому — всем находилось свое место и дело, и никто не мешал друг другу. Один плотничал, пахал, охотился; другой прял, ткал, шил, вышивал; третий ухаживал за скотиной, стряпал, стирал, подметал — и при этом каждый при необходимости мог подменить своего сородича. И старый и малый в меру сил, возраста и особенностей характера вносил свою лепту в спайку семьи, участвовал в общем деле домостроительства. В таком Доме рождались песни, сказки, игры. Ну а русская печь-лежанка служила своего рода домашним университетом для подрастающего поколения. Печь — место для озорства, место встречи старого и малого, урок нравственности на всю жизнь. С печи начинался русский фольклор, на печи заучивался русский алфавит… Как это у поэта? «В доме бабушки моей печка русская — медведицей, с ярко-красною душой — помогает людям жить: хлбебы печь, да щи варить, да за печкой и на печке сказки милые таить».