Но моторы превратили их в быстроходнейшие из судов. И мы, отвалив от причала, опустили в воду винты и понеслись, оставляя легкие буруны, как на гонках, вверх по бескрайней реке.
Придя на место, лодки рассыпались и исполнили медленный танец.
Маневры были рассчитаны и просты, как движения рук, когда бреется взрослый мужчина.
Нанайцы умели ловить рыбу.
Сеть слушалась их в водной толще, где в нее заходит кета, и вбирала добычу.
Через недолгое время лодки заполнились кетой, молодыми осетрами, и даже попался калужонок в человеческий рост.
Улов покрыли сетями с празднично игравшими на солнце блестками рыбьей чешуи и новогодней зеленью запутавшихся в ячейках водорослей. Пора было приставать.
Для стоянки выбрали один из бесчисленных затопляемых паводком островков, делящих реку на рукава.
Он был низок и весь зарос черными вывихнутыми стволами с узкими серебряными листочками.
Лодки ткнулись в плотный серый песок, усеянный выбеленными солнцем корягами. Из-за этих растительных руин, похожих на костяки вымерших животных, остров казался еще пустынней под крашенным в голубое небом.
Нанайцы спрыгнули в воду и сразу до половины вытащили лодки на берег.
Белый огонь заплясал по выломанным из коряг сучьям.
Над ним повис закопченный котелок.
Прямо на мокрой лопасти весла принялись толстыми ножами готовить «талбу» — закуску из мелко нарубленной сырой осетрины с крошеным луком, перцем, солью и уксусом. С ней хорошо льется в горло водка из просторных алюминиевых кружек.
Подъехал на катере рыбнадзор.
После препирательств заставил выпустить полуживого калужонка.
Нанайцы обиделись и ушли от костра, потом вернулись.
Рыбнадзор присел к котелку, взял миску с ухой, отказался от водки и рассказал в утешенье:
«Прежде рыбы было полно. В узких притоках, куда кета нерестить заходит, не ловили, а вычерпывали. Ведрами или мешками. Я в книжке читал: в девятьсот десятом году тут летом было не продохнуть, так несло с берегов. Икру по огородам запахивали. А куда ее? Без соли не приготовишь. Ну, рыбу вялили. Нынче не стало совсем. Да и где ей нерестить, когда воду плотинами заперли. Калуга та же: рыбина в тонну, черной икры ведра два, царская рыба. Теперь под запретом, ни-ни. Ну, подрастает помаленьку. Тот, нынешний, вовсе молодой. В нем еще и вкусу нет, так, трава. Вот лет пятнадцать не то двадцать назад тут шах иранский — или сын его, принц? позабыл — путешествовал. Захотел порыбачить. Дали ему катер, лаковый весь, с коврами. Команда, охрана. Ну, повезло. Не рыба — зверюга. Метров, может быть, шесть. Стали его загонять. Да куда там. Ударил хвостом, чуть катер не перевернул. Шах наш за борт. Четверо охранников в воду за ним, вынули. А калуга ушел. Раньше нанайцы с таких вот лодочек острогой били. Ничего, добывали».