Однажды я посадил жену и сына, тогда еще маленького пацана, в поезд, они ехали в Ригу. Я заказал для них лучший номер в Доме творчества писателей в Дубултах, оплатил все, чтобы они могли хорошо отдохнуть. Поезд уходил из Москвы в 9 часов вечера, а где-то около 10 утра приходил в Ригу. Помню, как проводил их. Поехал домой.
Была зима, холодно, и на душе у меня было так же холодно, скверно и мрачно. Уснуть не мог... И вдруг – в три часа ночи! – сорвался, поехал в аэропорт и купил билет в Ригу. Тогда ведь все было значительно проще – ни таможен, ни границ. Прилетел в шесть часов утра. Деваться некуда, и до прихода поезда я слонялся по рижскому рынку, благословляя небеса за то, что он крытый. Время от времени заходил в отапливаемые киоски, грелся и шел дальше. К моменту прихода поезда я уже стоял на перроне с огромным букетом цветов!
Вася был просто шокирован. И, глядя в его глаза, я понял: мой безумный ночной перелет стоило совершить уже хотя бы ради него. Жена, кстати, тоже все оценила. Но, увы, в наших отношениях это уже ничего исправить не могло.
Официально мы прожили единой семьей до 1972 года... Все свои чувства по этому поводу я попытался вложить в новеллу «Пельмени на полу», написанную в первую очередь для Жени – с тайной надеждой, что она поймет. Она все поняла, но мне дала это понять за несколько часов до своей смерти...
Девятый час утра.
– Что мне надеть? – спрашиваю я.
– Что хочешь! – слышится из кухни.
– Э-э... Опять то же самое.
Я сажусь в кресло и закрываю глаза, вместо того чтобы...
...И вместо того, чтобы небо с самого утра было синим, а снег на улице – белым, да таким белым, чтоб необходимо было щуриться и чихать, вместо всего этого – серость. И не просто серость, а асфальтовая серость, от которой медленно и вяло начинает болеть голова.
Для меня это самое тягучее время: осень вроде кончилась, дожди – тоже, температура минусовая, а снега нет и в помине. Всюду сплошной асфальт. И небо – асфальт. И ветер серого цвета. И так уже две недели подряд...
А мы с ней живем девятый год.
– Что мне надеть? – спрашиваю я.
– Что хочешь.
Я достаю из шкафа новый костюм.
– Правильно, – говорит она, – надо будет куда-нибудь выйти – нечего будет надеть.
– А мне противно каждый день таскать одно и то же.
– Надень брюки и свитер.
Брюки и свитер... Не хочу я брюки и свитер... А ей, конечно, все равно, что я надену. Хотя в отношении нового костюма она права. Но почему такое безразличие? Ведь то же самое можно сказать и по-другому...
– На брюках пуговица отлетела, – говорю я.