Все вы видели газетные заголовки и знаете, что для поддержания закона и порядка нам пришлось убить всего лишь трех из почти десяти тысяч бойскаутов, скопившихся здесь, в Вашингтоне, в ходе их почти двухдневного восстания и угрожавших жизням наших доблестных солдат. Это сводится всего-навсего к полутора мертвым бойскаутам в день, причем девять тысяч девятьсот девяносто восемь с половиной бойскаутов получили возможность жить полноценной, активной жизнью в первый день и девять тысяч девятьсот девяносто семь — во второй.
Так вот, я считаю, что, по каким угодно меркам, для кризиса подобного рода показатель потерь составляющий 0,0003, представляет собой восхитительное свидетельство невиданной сдержанности, которую мы сумели противопоставить ужасной трагедии, подстерегавшей наших солдат. И уж конечно, показатель этот станет великим утешением для всех, кто ненавидит кровопролитие так, как ненавижу его я, раз и навсегда доказав лживость злонамеренных обвинений, согласно которым ответственность за насилие лежит не на скаутах, а на армии. С другой стороны, на мой взгляд, тот факт, что к исходу второго дня погибли всего три скаута, служит достойным свидетельством проявленной нами необходимой твердости, которую мы всегда стараемся сочетать с невиданной сдержанностью.
Разумеется, я уверен — подавляющее большинство населения Америки понимает, что всегда найдется незначительное, но горластое меньшинство придир и критиканов, которым ничем не угодишь, сколь бы скрупулезно ни сочетали мы необходимую твердость с невиданной сдержанностью, которые мы проявляем во время гражданских беспорядков такого размаха. Даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного мертвеца, то есть меньше половины покойника в день, даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного слегка покалеченного скаута — эти критиканы вели бы себя так, словно разыгравшаяся трагедия не была чревата огромной опасностью, которой подвергали себя десятки тысяч наших доблестных солдат, а незначительные увечья получил не один-единственный юнец из десяти тысяч, юнец, который, что более чем вероятно, пробрался сюда, в отличие от наших доблестных воинов, из пригорода и не получил бы вообще никаких увечий, если б спокойно сидел дома.
Ну что же, я хотел бы, к сведению этого незначительного, но горластого меньшинства, со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство.
Я тоже питаю глубокое сочувствие к семьям трех бойскаутов, убитых здесь, в Вашингтоне. Я тоже отец и очень хорошо знаю, какую важную роль способны сыграть в карьере человека дети — да кстати, раз уж об этом зашла речь, и жена тоже. Собственно, я могу сообщить вам, что я, жена и две наших восхитительных дочери подготовили письма соболезнования для куда более чем трех погибших детей, намереваясь отослать их при первой же возможности. В продолжение всего кризиса я, пользуясь специальной «горячей линией», поддерживал постоянный контакт с моргом, расположенным здесь, в Вашингтоне, а также с другими моргами страны, и если бы возникла необходимость отправить не три, но три тысячи таких писем, то, уверяю вас, я и моя семья позаботились бы о том, чтобы слова соболезнований изошли из Белого дома еще до того, как остынут тела погибших. С гордостью могу сказать вам, что моя жена и дочери готовы были трудиться всю ночь только ради того, чтобы семьи, не столь счастливые, как наша, получили в час испытаний хотя бы малое утешение. В дальнейшем мы собирались также регулярно поздравлять этих людей с Рождеством.