После ужина она подошла к Жюдит и попросила разрешения уйти пораньше: «Устала, а завтра утром важная встреча». Жюдит слушала ее рассеянно: в гостиной, в соседнем маленьком кабинете веселились пары, и она присматривала за ними уголком глаза, как хорошая хозяйка дома. Тем не менее, вспомнив что-то, сердечно похлопала Жюстину по плечу, секунды две, пока воспоминание не уточнилось.
– Ну вот, – сказала она весело, – ты и повидала Ришара. Сколько же времени прошло?.. Уже год. И как он тебе? Выглядит немного усталым, верно?
– Немного, – сказала Жюстина нехотя.
Но она этого вовсе не думала. Ришар был все так же красив, все так же соблазнителен; был все тем же великолепным и неверным Ришаром – тем, к кому ее привязывала расиновская любовь в водевильной атмосфере на манер Фейдо. Да, она вновь повидала Ришара и опять убедилась в своем поражении. Это все, что она могла бы сказать Жюдит, если бы сегодня вечером ее подругу это заботило. Но Жюдит, целиком поглощенная ролью хозяйки дома, видела в ней только одно из колесиков своего вечера; а поскольку Жюстина не чувствовала себя таким уж необходимым колесиком, то покинула гостиную по-английски. Остановилась на мгновение в коридоре перед гардеробной, чтобы поправить ремешок туфельки, и, уже выпрямившись, услышала первую фразу. Первую фразу, произнесенную хрипловатым веселым голосом – недавним, победительным, весь ужин звучавшим голосом той, «другой»:
– Мне бы хотелось, чтобы ты понял, до какой степени все кончено, по-настоящему кончено, – говорил этот голос. – Не вынуждай меня порвать с тобой на глазах у твоих друзей. Неужели я должна объявить об этом при всех, чтобы ты поверил? Я тебя больше не люблю, Ришар. Это действительно конец.
Послышался мужской голос, прерывистый, умоляющий, изменившийся до неузнаваемости, ничего общего не имевший с красивым голосом Ришара. Еще были слова, которых она не поняла, быть может, даже удар, вскрик, несчастный лепет. Жюстина не пошевелилась, когда эти двое вернулись в гостиную через другую дверь. Потом, встрепенувшись, подлетела к диванчику, схватила свое пальто и, держа в руках, выбежала на лестницу.
Надеть его она сообразила только снаружи, на свежем воздухе бульвара Сен-Жермен. Тщательно вдела руки в рукава, старательно застегнула сверху донизу. Стоянка такси была на углу улицы Гренель, туда она и направилась быстрым шагом. На бульваре дул весенний ветер, и, к своему великому ужасу, даже ненавидя себя за это, Жюстина почувствовала, что она в прекрасной форме.
«Города на водах невыносимы даже в хорошую погоду, но под дождем тут впору с собой покончить…» – думал Шарль-Анри, тринадцатый виконт де Валь д’Амбрён, в шестой раз за день пересчитывая несколько луидоров, которые наскреб из всей своей одежды, сваленной ворохом, с вывернутыми карманами, посреди комнаты. Всего-то тридцать восемь, тридцать восемь жалких луи, съежившихся в горсти человека, который пускал деньги по ветру всю свою жизнь, но с некоторых пор вынужден делать сверхчеловеческие усилия, чтобы замедлить их ускользание. Одни только апартаменты, необходимые апартаменты в «Бреннерсе» – единственном