Это было сказано всего лишь из вежливости.
— В конце следующей недели мы будем его крестить. Надеюсь, что ты еще не уедешь до того времени и пойдешь с нами в церковь.
Голос у отца был заискивающий, но Клэр сделала вид, что ничего не заметила.
— Увы, не смогу, отец. Послезавтра я собираюсь к друзьям в Лон Эндон. Это в графстве Дербишир. Их фамилия Пиверел. Я пробуду с вами два дня.
Оливер удивился. И даже насторожился. В Лон Эндоне он бывал — да это в двух шагах от Окли, куда он в свое время часто наведывался. Фамилия Пиверел ему тоже знакома. Помнится, когда он работал егерем у сэра Клиффорда, старый Нейл Пиверел охотился во владениях Чаттерли. Ему хотелось узнать, как дочка познакомилась с этим семейством, но он не стал расспрашивать. Не в его это было правилах, да и Конни наверняка выпытает что-нибудь у девочки. Они молчали почти всю дорогу до дома. Оба чувствовали себя неловко.
Оливеру по обыкновению удалось отвлечь свои мысли от сложных перипетий человеческих взаимоотношений и погрузиться в спокойное созерцание окружающей природы. Он испытывал к ней непреходящую любовь и чувствовал себя ее частицей. Ей принадлежало его сердце. И еще жене, Конни.
Сквозь дымку теплого летнего дождя он видел очертания холмов-близнецов, прозванных в народе Чертовой дамбой. Черт побери, красотища-то какая — стоят себе посреди ровной, как стол, зеленой долины. Уже тысячи или миллионы лет стоят. И миллион лет назад вот так же шел дождь, блестела, переливаясь всеми оттенками зеленого цвета листва на деревьях, хрустально светились стекающие с веток капли. И это уже совсем недавно понастроили тут домиков, которые кажутся игрушками, брошенными детской рукой на зеленую скатерть стола.
Оливер Меллорс всем сердцем полюбил Сассекс. Сроднился с ним душой и телом. Он был гораздо милее ему, чем тусклые бесплодные равнины Средней Англии, где прошло его детство. Для этого человека ферма «Лебединая долина» была самым любимым местом на Земле, а его жена, Конни, лучшей из всех женщин. Какая трагедия, что их собственная дочь совсем на них не похожа.
Оливер переживал за Клэр, но еще больше за Конни. Бедняга казалась убитой горем. И он почти ничем не мог ей помочь, разве что своей любовью и заботой. Он знал, Конни не просто напугана болезнью Клэр — она чувствует себя перед ней виноватой.
— Мы должны были скрывать в ее присутствии свои чувства друг к другу, — твердила Конни. — Господи, если бы можно было что-то изменить…
И она кусала губы, чтоб не расплакаться в присутствии Оливера.
А тут еще приехала Хильда и устроила им обоим такой разнос. Оливер очень разозлился на свояченицу, которая еще больше расстроила Конни. Хильда со свойственной ей прямотой обвинила в болезни Клэр ее родителей.