Тем не менее компания институтских друзей все так же собирается по пятницам в нашей квартире на Остоженке, коротая вечер за игрой в преферанс, обсуждением андеграундного кино и музыки, выставок маргинальных художников и полуподвальных театральных постановок наших знакомых.
Мы старательно продолжаем притворяться, будто живем в анклаве, прочно защищенные шумоизоляцией и фильтрами, пропускающими в наш мир только те новостные, культурные и политические события, которые интересны нам. Все это время мы внушали себе, что жизнь продолжает строиться по формуле: люди существуют в тот момент, когда мы с ними разговариваем, и до тех пор, пока мы с ними разговариваем.
Я уверен, что каждый из нас в глубине души понимает, что главная задача этого условного культурологического фильтра — не пропустить одну мысль: мир изменился. Фильтр помогает нам не верить в то, что Р 3 Harvey больше не является молодой принцессой андеграунда, да и мы из категории талантливых юношей перешли в категорию юношей стареющих.
Юношей, чьи родители, серьезные работники МИДа, Минфина, Центробанка, ректоры и деканы, чиновники и театроведы — давно уже носят приставку «экс». Юношей, которые имели шансы состояться как минимум в пяти разных областях каждый, но так и не взявшие на себя труд что-то для этого предпринять, предпочитая считать все эти области лишь временным приработком перед серьезным, настоящим занятием. Разменяв весь свой потенциал на написание политических памфлетов в интернет-издания с нулевой посещаемостью, воспитание котов, никому не нужные трактаты по современному искусству и бесконечные пьяные дебаты о будущем страны, в которой, по их уверению, жить они не собираются.
«Валить, валить окончательно и в короткие сроки, например… через полгода» — лейтмотив наших пятничных посиделок, вот уже второй год. И выглядит это так, будто не валят мои приятели лишь потому, что у них не получается убедить в этой необходимости меня. Не то чтобы я настолько привязан к этой стране, просто патриотизм стал моим последним прибежищем, хоть как-то отличающим меня от моих друзей.
Слабая надежда на то, что я, Денис Давыдов, вызывавший зависть у всего курса тем, что Соловьев называл меня самым многообещающим студентом выпуска, по-прежнему не такой, как они, поддерживает течение моей жизни. Жизни, давно превратившейся в привычку. Жизни, в которой все потихоньку стало надоедливой константой — от красного абажура над кухонным столом до жены, которая последние пять лет называет меня «бездарностью, отягощенной гипертрофированным снобизмом», и тем не менее все еще ночует в моей постели. Последний факт я давно уже перестал объяснять тем, что я все-таки