— Ох, Мэтт, — простонала Трейси, когда его пальцы проскользнули за ремень ее джинсов.
— Ты такая красивая, — хрипло проговорил он. — Твоя кожа, как бархат слоновой кости. — Он потянулся, чтобы поцеловать ее стройную шею. — Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Сейчас.
Странный гам от множества переплетающихся фраз прозвучал, как эхо, в мозгу Трейси. «Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Короче, Тейт, зачем ты здесь? Я не хочу тебя здесь… Не хочу…»
— Нет! — выдохнула Трейси, резко отталкивая Мэтта. — Боже мой, нет!
— Что случилось? — спросил Мэтт, стараясь говорить спокойно. — Твое тело говорит мне…
— Тело? — с трудом проговорила Трейси, садясь и поправляя одежду. — Это все, что я значу для тебя. А как же я, человек? Я, сующая свой нос во все дела любопытная журналистка из большого города, которая собирается совратить всех твоих работников и нарушить распорядок твоей жизни, помнишь? А знаешь что? Моя голова, как-никак, приставлена к этому телу, на которое ты собираешься наложить лапу, но ты не получишь одно без другого. Ты испытываешь ко мне физическое влечение здесь, но ты бы послал меня к чертовой матери с этого ранчо, если бы только мог.
— Одно не имеет никакого отношения к другому, — зарычал Мэтт, поднимаясь и садясь на траву. — Ты красивая и очень желанная женщина, с готовностью отвечающая на мои ласки. И что бы ни случилось, это не имеет ничего общего с теми неудобствами, которые ты причиняешь.
— Неудобства? Вот как это ты, оказывается, называешь? — Трейси быстро поднялась на ноги.
— Трейси, ради всего святого, я…
— Ты не понимаешь ни слова из того, что говоришь. Я не отрицаю того, что хочу быть с тобой, Мэтт. Но ведь ты для меня гораздо больше, чем просто гора мышц и нежные руки. Я точно не знаю, но чувствую, что ты гораздо сложнее, чем хочешь казаться. Я видела выражение твоего лица, слышала нежность в твоем голосе, когда ты разговаривал с отцом. Я видела твою гордость за ваше замечательное ранчо. Может быть, я придала этому слишком большое значение, но я так не думаю. Ты бываешь почти груб и очень резок, но это не имеет значения, потому что это далеко не все в тебе… Ладно, не будем больше об этом.
— Я слушаю тебя, Трейси, — нежно сказал Мэтт.
— Все это не имеет значения, — упрямо сказала она, уставившись в землю и обхватив себя руками за плечи.
— Нет, черт возьми, имеет, — сказал он, поднимаясь на ноги и резким движением обняв ее. — То, что ты говоришь, очень важно. Женщинам никогда не было важно разобраться во мне как человеке, целостной личности, они видели тело, ценили хорошего любовника. Трейси, я не хвастун, но это так, в постели у меня все в порядке. Мне даже трудно поверить, что твои слова обо мне, — это всерьез.