— Но это правда, — сказала Трейси. — Для меня ты гораздо более, чем самец, ты для меня прежде всего человек.
Мэтт рассмеялся.
— Я это знал, — сказал он, грозя ей пальцем. — Я знал, что в этом слове заключен какой-то похабный смысл.
Она пожала плечами.
— Это я сделала его таким.
— Ты смешная девчонка, — прошептал он, обнимая ее. Его подбородок покоился у нее на макушке. — Как ты думаешь, что я собираюсь с тобой сделать?
— Для начала не издевайся над моей работой. Я также предлагаю тебе застегнуть рубашку, чтобы я не набросилась на твое обнаженное тело.
Мэтт отступил назад и застегнул рубаху, ухмыляясь и качая головой. Он поднял их шляпы и ружье, обнял Трейси за плечи и повел ее туда, где их терпеливо ожидали лошади. Подняв Трейси в седло, он вскочил на свою лошадь.
— Ты выиграла, — заявил он, надвигая шляпу на нос. — Я больше не скажу ни одного слова по поводу твоей командировки от редакции. Я окружу твое пребывание здесь духом понимания и сотрудничества. Как тебе это нравится?
— Звучит великолепно. — Трейси улыбнулась. — А чего мне это будет стоить?
— Договор: оставайся такой, какая ты есть, потому что ты мне очень нравишься, Трейси Тейт.
Трейси посмотрела на Мэтта с удивлением, но ничего не сказала. Они в молчании повернули на ранчо. Все, что только что произошло, решила Трейси, можно записать в разряд забавных происшествий, стараясь забыть о своих больных ногах и отбитой в седле заднице. Трейси готова была кричать от отчаяния, сознавая, что он видел в ней только доступное тело, но ведь и о себе он сказал, что такое отношение к нему вызывает брезгливость. А она и не знала, что мужчины требуют к себе уважения даже рано утром. Интересно! Ну, ладно, теперь мистер согласен ладить с ней до тех пор, пока она выполняет задание редакции. Но не прочь заняться с ней любовью. Куда же это дальше заведет?
Они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли. Трейси сосредоточила внимание на своем бедном теле, в котором каждая косточка молила о пощаде.
— Мэтт, — наконец спросила она, — ты уверен, что мы едем в нужном направлении? Вообще-то глупый вопрос. Ты же живешь здесь. Неужели мы так далеко заехали?
— Да.
— Мы уже подъезжаем?
— Нет.
— Ты видишь, что я уже начинаю обгорать?
— Да.
— Черт побери, Мэтт, ты опять собираешься говорить только да и нет?
— О?!
— О Боже, ну и стручок же ты.
— Стручок? — от изумления брови Мэтта поползли вверх. — Еще одно из твоих грязных словечек. И к какой части тела относится это слово?
— Нет, на самом деле ты не стручок. Эти похожи на пивные кружки, маленькие, слабенькие и худенькие мужичонки в костюмах в полоску. Отвергаю это слово. Ты дубина. Это тебе больше подходит.