Лицо Роджера Шермана оставалось бесстрастным.
— А сами Руни хотят играть с местными детьми? Мне кажется, они и так вполне счастливы.
— Они действительно получают удовольствие от таких каникул, и у них своя компания, что для Руни важнее всего, — вынуждена была согласиться Хелли, — но я хочу, чтобы их здесь признали. Их всегда все отталкивали. Такое отношение не должно стать для них привычным на всю жизнь. — Она откинулась назад и мрачно продолжала: — Уэдделл спрашивал меня, правда ли, что они малолетние преступники, миссис Коттар тоже интересовалась относительно испытательного срока. Вы только подумайте! Испытательный срок для Рози — ребенка, которому шесть лет и одиннадцать месяцев! Вот такое у всех к ним отношение, и я ничего не могу с этим поделать, поскольку у меня здесь нет ни одного друга. Кроме, конечно, мисс Паргайтер, ну, может быть, еще миссис Перри и Аннабел. — Им принесли бульон, и Хелли невесело улыбнулась, глядя в тарелку. — Со мной сегодня была в деревне Аннабел. Если бы не она, миссис Гилл ни за что ко мне бы не подошла. Мы зашли в один магазин, а когда выходили, продавщица сказала, что Аннабел кто угодно может обвести вокруг пальца, а вот вас они никогда не видели рядом со мной. — Хелли подняла на него глаза. — Так вот. Вы сказали, что чувствуете некоторую ответственность за Руни. Если бы вы каким-либо образом показали, что они вам не безразличны, — ведь вы не можете сказать, что они вам совсем не нравятся, так? — Она продолжила прежде, чем он успел ответить: — Тогда Джоан Гилл не боялась бы разрешить своим детям ходить по одной улице с Руни. Сейчас она этого боится. Она говорит: «Я слышала, что они играют очень грубо».
Ее голос звенел от негодования, на лице у Роджера Шермана появилось озадаченное выражение. Он сказал:
— Прежде чем я дам персональную гарантию Джоан Гилл, что на ее детей не набросятся с кулаками, я должен получить подтверждение от Тони и Тима, да, пожалуй, и от Рози тоже. Местным детям тоже палец в рот не клади, но Руни — особенно сплоченная команда.
— Руни. — Хелли начала было с возмущением, но Роджер Шерман недоверчиво приподнял одну бровь, и она умолкла. Затем медленно кивнула: — Да, — сказала она тихо, — вы правы. Но они жестоки потому, что их такими сделали. Они в детском доме уже два года, но даже Рози помнит, что было с ними раньше. Им пришлось туго. Приходилось бороться, чтобы выжить. Они ждут нападения и сражаются вместе. Но Джеральдина, которая приезжает в воскресенье, ни с кем не дерется. Она придумывает. Ее мать умерла, когда девочка только родилась, отец эмигрировал в Австралию и оставил ее у бабушки. Когда умерла бабушка, он перестал даже писать, и теперь Джеральдина живет в своем собственном мире. Она вечно придумывает, что получила письмо от отца. Сейчас она рассказывает всем, что ее отец собирается приехать и забрать ее на каникулы, именно поэтому заведующая попросила меня пригласить ее сюда, потому, что Рози умеет фантазировать вместе с ней, и потому, что ей гораздо лучше будет здесь, чем оставаться в детском доме и просто ждать. Он не приедет. Никто не приедет. — Хелли Крейн ждала четырнадцать лет, и никто так и не приехал. Она посмотрела на Роджера Шермана своими темными глазами. — Можете заверить миссис Гилл, что Джеральдина не обидит ее детей, правда, не исключено, что они могут обидеть Джеральдину.