Он сказал:
— Пейте ваш бульон.
Прошлой ночью, налив ей бренди, он тоже сказал: «Выпейте это» — и обещал помочь.
Она продолжала:
— Так вы поможете?
— Конечно.
Ее глаза засветились.
— Спасибо. — Она была благодарна ему и за этих детей, и за себя тоже, за ту девочку Хелли Крейн, которой она была когда-то. Она сидела очень прямо, бледная, с блестящими глазами и очень юная, и он спросил:
— Знала ли моя тетя о том, что вы заботитесь о детях из детского дома?
— Да, знала.
Роджер Шерман сказал:
— Возможно, она думала о чем-то в этом роде, когда оставляла дом вам. Она была замечательной женщиной во многих отношениях, ей бы понравилось, что дети здесь счастливы.
Так вот какова возможная причина!
— Это вполне вероятно, правда? Она могла этого хотеть. Но почему она никому об этом не сказала? Хотя бы той же миссис Коттар, которая, как она говорит, была ее близкой подругой.
— Не такой уж близкой, — сказал Роджер Шерман. — Джеральдина приезжает в воскресенье, вы сказали?
— Да, я должна встретить ее в Хоули.
— Хотите, я подвезу вас?
— Конечно, это было бы чудесно! Если она приедет в вашей машине, для нее это может стать прекрасным началом. — Она усмехнулась. — Правда, Руни могут позавидовать до такой степени, что ей от них достанется.
— И что же тогда?
— Тогда им достанется от меня. — Она взяла ложку; бульон остывал, но теперь ей снова захотелось есть.
Он спросил:
— Вы уверены, что действительно хотите омлет?
— А почему нет?
— Может быть, лучше заказать для вас бифштекс?
Хелли рассмеялась:
— Как вы догадались? Когда я садилась за стол, у меня совсем не было аппетита, а сейчас я голодна как волк. Наверное, потому, что я перестала переживать, я взвалила на вас часть ответственности за Руни. — Она медленно выпрямилась.
Шерман изменил заказ.
— Часть ответственности за Руни — это звучит пугающе. Думаю, мне стоит повидаться с ними утром, прежде чем я уеду.
— Хорошо, — согласилась Хелли. — В какое время?
— Пожалуй, часов в восемь. А сейчас давайте оставим эту тему. Мне кажется, на сегодняшний вечер достаточно.
О Руни они больше не говорили. Хелли рассказала ему о Серине и Фрэнсис, о том, где она работала раньше. Он задавал вопросы, слушал, и Хелли наконец спросила:
— О себе вы рассказывать не любите?
— А что бы вы хотели узнать?
Она чуть было не ответила: «Все», но сдержалась, это прозвучало бы абсурдно.
— Что-нибудь. Ведь мы живем под одной крышей. Вы никогда даже не повышаете голос, я не знаю, какой вы, когда сердитесь, это немного несправедливо. Вы когда-нибудь сердитесь?
— Так же, как и все люди.
— Но вы ведь не повышаете голос?