— Верно, — согласился Гил, сердечно улыбаясь. — Конечно, люди эпохи Елизаветы любили такие вещи и считали их полезными.
— Вполне.
— Я необыкновенно увлекаюсь обычаями времён королевы Елизаветы, — говорил он, очевидно, поддерживая беседу, чтобы скрыть тот неловкий факт, что им, помолвленным много лет, было не о чем разговаривать.
— В самом деле, — пробормотала Эмма, размышляя о том, где находится её отец. Он обещал, что придёт сюда и сгладит весь процесс. Конечно, он, вероятно, решил перечитать некоторые статьи о диете бабуинов и совершенно забыл, что Керр приезжает.
— Почти так же, как я люблю обычаи французские, — сказал Гил.
Эмма сдвинула брови. Это было чересчур! Он не только сделал себя и её посмешищем на весь Лондон, со своей одержимостью всем галльским, но ещё и осмеливается бросить ей это в лицо!
— Я много слышала об этом, — сухо ответила она.
— Так Вы действительно желаете разорвать нашу помолвку? — спросил Керр.
— Ещё сильнее теперь, когда узнала, что Вы хотите жениться, — заметила она холодным голосом.
— Она прелестна, — задумчиво сказал Гил. — Я бы очень хотел, чтобы Вы с ней познакомились. Я чувствую, словно мы с Вами знаем друг друга много лет, хотя мы виделись не часто.
Эмма стиснула зубы, мысленно ругая отца.
— Не часто, — подтвердила она.
— Вы приедете в Лондон?
— Естественно, — сказала она. — Я приеду на остаток Сезона.
Будь он мужчиной хоть с какой-то совестью, то понял бы, что его брошенная невеста будет отчаянно искать другого супруга. Разве что в свои двадцать четыре она совершенно безнадёжна, как говорила Бетани.
— Я Вас ей представлю, — говорил он совершенно хладнокровно. — Она француженка. Боюсь, у меня слабость к женщинам галльского происхождения.
— Я наслышана об этом, — ответила Эмма, задыхаясь от желания придушить этого человека. Она встала с канапе, не думая ни о чём, кроме бегства. Граф так же встал, как и следовало ожидать.
— Боюсь, у меня сегодня много дел, лорд Керр, — она присела в реверансе. — Если Вы простите…
— Но я хочу вам больше рассказать о ней, — сказал он, и Эмма встретилась с ним взглядом, впервые с момента, как она вошла в комнату.
То, что она увидела в его глазах, заставило её застыть, словно она вросла в ковёр.
— Она изящна, как все француженки.
— Разумеется, — шепнула Эмма.
Он шёл к ней, и ей хорошо было знакомо это дьявольское, порочное, насмешливое выражение на его лице, о, как знакомо.
— Она носит волосы распущенными время от времени. И она хороша как в роли королевы, так и куртизанки, если ты понимаешь, о чём я.
Эмма кивнула.
— Но, конечно, мне не следует так разговаривать с невинной английской девицей? Или следует, Эмили?