Народ воспринял, вроде, все как надо. Немного подпортил обстановку юрист этот, Бер, будь он неладен. Пригласили его для авторитетности, вот, мол, крупный специалист, адвокат, щас все по полочкам разложит, а тот говорил на таком языке, что всё равно никто ни черта не понял, но при этом всем своим видом демонстрировал, что ему такому утонченному и рафинированному вовсе не место выступать здесь перед всяким быдлом в спецовках. Да и Ляденко, собака холопская, перестарался, перекликушествовал — вскакивал и то и дело разряжался криками:
— Ничего, выстоим.
— Продержимся.
— Защитим рабочие места.
— Горою станем.
— В тюрьму мерзавцев!
— и всё тому подобное, ну не дать ни взять Тарас Бульба из недавнего фильма, но тот, правда, свои спичи под пулями умудрялся произносить.
Разошлись все спокойно, да и поводов для беспокойства у них пока не наблюдалось: зарплату платили вовремя и в прежнем объеме, заказов — валом, на работу возят, обедом кормят, с отпусками — нормально. Так что, трудовая дисциплина должна быть пока на уровне.
А вот ситуация в семье всё более накалялась. Люся бесилась за проданную дачу, а теперь и вот офис… Богдан объяснял, что офис принадлежал ему чисто номинально. Когда приобретали эту четырехкомнатную квартиру на проспекте Ильича — договорились с учредителями, что оформят документы на него с Шапижняк в равных долях, чтобы в случае необходимости можно было этой недвижимостью оперативно распорядиться. Это они сделали правильно. Несколько раз брали кредиты наличными под залог этой квартиры, а вот теперь нужда заставила продать. Да, Люська ещё не и знала, что треть стоимости квартиры — 30 тысяч долларов пришлось просто так отдать Шапижняк, а все остальные вложить в производство. Уже сидя у нотариуса Шапижняк пригласила Богдана «выйти подышать» и поставила жесткое условие, либо он втайне от учредителей отдает половину суммы ей, либо она срывает эту сделку и ведет работу против Богдана. «Ты себе, Богданчик, украл достаточно, пришло мое время тебя немного прижучить.» Полчаса торговли — и максимум, что удалось сделать, так это сбить сумму до 30 тысяч. От, старая перечница, руки выкрутила, припёрла к стенке и ничего не поделаешь, а отдавать ему в общий котёл придётся все девяносто тысяч.
Дочь отправили на третью четверть в санаторий, она писала, говорила: нравиться. Отсутствие дочери, их вечного примирителя и парламентария, плохо сказалось на взаимоотношениях. Богдан просто стиснув зубы старался любыми путями не конфликтовать, хотя был страшно разочарован, что в такое трудное время, когда, можно сказать, дело всей его жизни рушиться, он не нашел поддержки в семье. Людмилу его деланное миролюбие раздражало ещё больше, она распалялась, психовала, неделями с ним не разговаривала и старалась придумывать всякие гадости.