Перед сном Михасик раздевался донага, растопыривал руки и закрывал глаза.
— Машенька, глянь, какой Михасик красивый! — говорила со слезами в голосе Мария. — Чудо!
— Чудо, — соглашалась Машенька. — А почему с закрытыми глазами, Михасик?
— С открытыми я некрасивый, — отвечал мальчик.
Иногда он ложился спать с Машенькой. Ему очень нравилось, когда девушка, пожелав ему спокойной ночи, целовала его в губы. После этого он мгновенно засыпал.
— Хотела бы себе такого? — спросила Мария. — Ну, не дурачка, конечно, а — такого. Маленького, сердечненького…
Машенька кивала. Да, маленького и сердечненького — хотела, хотя никогда раньше об этом не задумывалась.
В ночь перед отъездом наконец развязали веревку и открыли чемодан — Машенька ахнула: братья щедро расплатились с нею дорогой одеждой и пятью золотыми ложками.
— И мою возьми, — потребовал Михасик, протягивая Машеньке ярко блестевшую серебряную ложечку.
Мария покивала — Машенька взяла, поблагодарив Михасика поцелуем. Мальчик разулыбался, а Мария, схватившись за лицо обеими руками, быстро вышла из дома.
Рано утром приехал на мотоцикле улыбающийся золотыми зубами Петр. Он должен был отвезти Машеньку к поезду.
— А хозяйка где?
Хозяйку нашли в рощице, спускавшейся к оврагу. Петр снял ее с дерева и отнес в дом.
— Видишь ты, — задумчиво проговорил он, — и твоя веревка сгодилась. Но это уже не твое дело.
— А что же с Михасиком будет? — спросила Машенька, стараясь не смотреть на тело Марии, кулем лежавшее в углу с веревкой на шее и высунутым языком. — Он же погибнет один.
— Может, и погибнет, — пробормотал Петр. — А может, и нет. Цыганам его сдать, что ли? Им всегда дети нужны, а тут настоящий дурачок — денежное дитя…
— А если я… — Машенька запнулась, но выдержала тяжелый взгляд Петра. — …я его с собой возьму? Мы с Марией договорились: в случае чего я его себе возьму…
Петр усмехнулся:
— Врешь, конечно. Просто поймала она тебя. Давно хотела на себя руки наложить, да за мальчишку боялась. А ты на мальчишку клюнула. Ну да дело хозяйское. Садитесь в коляску оба. А я бабам по пути крикну, чтоб прибрали ее.
— Веревку верни.
— Чего? — Петр вдруг отвернулся. — Верну. Чужого имущества не надо.
Машенька вернулась домой ночным поездом. Встречала ее одна Смушка, по такому случаю вырядившаяся в яркое платье и даже прошедшаяся сапожной щеткой с черным гуталином по седым ресницам.
Она приняла чемодан и полусонного мальчика.
Поцеловались — со свиданьицем.
— Мальчик-то чей?
— Мой.
— Вижу, что твой, — рассердилась Смушка. — Но — чей?
Маша с улыбкой пожала плечами.
Смушка вздохнула, выдохнув облачко черной угольной пыли.