— Разве ты не понимаешь: они считали тебя своим сыном. Как можно помыслить о внуке от собственных сына и дочери?
Натан пожал плечами и занялся многослойным бутербродом с мясом, помидорами, салатом и майонезом.
— Если уж так случилось, можно было и смириться, — сказал он.
— Ты понимал тогда — а может быть, теперь понимаешь, — что это все из-за тебя? — настаивал Спенсер. — Ты, видимо, думаешь, что живешь в абсолютном вакууме? Что окружающий мир — это не более чем аморальная помойка, где любое действие оправданно. Ты когда-нибудь задумывался о людях, которым причинил боль?
— Я не виноват, что они оказались такими слабаками. Зачем им надо было принимать все так близко к сердцу? У меня и в мыслях не было, что я причиняю им боль.
— Если бы ты не вел себя как идиот, то к совершеннолетию имел бы состояние, исчисляемое миллионами долларов.
— А почему это ты считаешь, что я вел себя как идиот? — неподдельно возмутился Натан. — Откуда мне было знать, что они так тупо среагируют?
— Потому что подобного рода знание присуще каждому нормальному человеку. Именно это отличает его от животного.
— Что я должен был знать? — улыбнулся Натан. — К тому же это еще хуже: знать и все равно продолжать заниматься этим.
— Тебе плевать на весь мир, не так ли? — Спенсер прищурил глаза.
— Я не понимаю, о чем ты ведешь речь.
Спенсеру очень хотелось стукнуть кулаком по столу, но он сдержался и повел себя как на допросе.
— Позволь мне спросить тебя, Натан Синклер, — произнес он, — когда ты остаешься наедине с самим собой, скажи мне, ты не испытываешь к себе отвращения?
Натан вытер рот салфеткой и положил ее на стол.
— Ты зачем сюда явился, детектив? — хрипло проговорил он. — Чтобы обвинять меня? Арестовать меня? Все равно у тебя кишка тонка, а твои словеса — это только сотрясение воздуха. Понял?
— Да, ты прав, арестовать тебя у меня кишка тонка, — отозвался Спенсер с явным сожалением.
— Вот и я так думаю.
Натан поднялся со своего стула и насмешливо поприветствовал салютом Спенсера.
Спенсер сидел не шелохнувшись, боясь совершить какую-нибудь непоправимую глупость. «Если я сейчас сорвусь, я все испорчу…» Подумав об этом, Спенсер даже испугался. Здесь, в ресторане, ни в коем случае нельзя засвечиваться, ни в коем случае нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из присутствующих что-нибудь запомнил.
— Берегись, Натан Синклер, — только и позволил себе сипло проговорить Спенсер.
Натан инстинктивно подался вперед:
— Нет, это ты берегись, детектив, — прошептал он.
— Ты погубил всю их семью. Ты погубил Конни Тобиас, ей теперь пять лет отбывать за решеткой. И думаешь, что все это просто так? Что все тебе сойдет с рук?