— Объяснений, я вижу, нет, — произнес Виктор после недолгого молчания. — Прошу не принимать меня за человека, придирающегося к мелочам, я бы даже, возможно, этому платью не стал уделять внимания, если бы не другие неувязки. Пестер, Нарп, взгляните сами. Они провели здесь некоторое время, но я не вижу ни кувшинов с водой, ни запасов с едой, ни даже… э… предметов туалета. Из всей мебели — грязный деревянный топчан в клетке и эти бочки. Прибавим странное поведение… похитителей и их экипировку. У них отличное снаряжение, отнюдь не разбойничье, а подобранное словно для опытных солдат, но пользоваться они им не умеют. Скверные из них воины! А если еще учесть и самоубийство, то…
Виктор сделал многозначительный жест рукой, отчего ключи зазвенели.
— То что? — прошептал Нарп, не сводя глаз с платья.
— Не знаю, — ответил Антипов. — Но ситуацию простой не назовешь. Кто эта дама? И что случится, если ее выпустить? Что она сделает, куда пойдет? Действительно ли она дочь барона? Какие сюрпризы нас еще ждут?
Виктор решил не высказывать самого главного. Еще дверь вселила в него некоторую тревогу, которая постепенно крепла и теперь достигла своего апогея.
— Короче говоря, я хочу понять, что происходит, — подытожил он.
Дальнейшее развитие событий потребовало от Антипова недюжинной выдержки. Девица, видимо, осознав, что ее выпускать не собираются, принялась тараторить как бешеная. Она сообщила, что ни о чем знать не знает. Что она — на самом деле дочь барона, ее зовут Лябу (Виктор был настороже и даже это имя нашел подозрительным) и что ей пришлось провести в клетке три дня. Почему у нее чистое платье, ела ли она и чем вообще здесь занималась все это время — девушка не запомнила. Но четко помнит замок своего отца, имена родственников и знакомых, а также клички больших белых собак, которые были с ней все детство.
При упоминании о собаках лица Пестера и Нерпа слегка вытянулись. Пестер пояснил весьма скептическим тоном, что местные дворяне никогда белых собак не держали: щенки такой окраски считались дурным предзнаменованием и топились сразу после рождения. Но, по словам бывалого воина, барон ан-Кресеа действительно жил где-то южнее, да и Антипову это имя казалось знакомым.
Виктор с тоской почувствовал, что оказался в тупике. С одной стороны, симпатичная девушка умоляет о помощи, с другой — у нее явные провалы в памяти и, возможно, ложные воспоминания, с третьей стороны… Тут воображение открывало самое широкие горизонты. Хуже всего было то, что платье терлось о грязные прутья клетки и пачкалось на глазах. У Виктора создалось впечатление, что таинственная Лябу весьма осторожно вошла в клетку перед самым приходом «спасателей», ибо иначе объяснить историю с платьем невозможно.