– За это выпить надо.
Выпили. И мне предложили, но в этот момент невероятным счастьем мне казалась только чашка горячего кофе. Хотя за Ковригу стало приятно, не зря, выходит, помер. Здесь очень серьезно относятся к похоронам и всему, что с ними связано. Похороны – первейшая новость, и каждый имеет законное право навестить семью усопшего, чтоб откушать и помянуть. Как выяснилось, почти все, даже малые дети в злополучный момент очутились совсем в другом районе.
Сосед снова горько заплакал. Наверное, по Ковриге.
– Меня мама не любит, – зачем-то разоткровенничалась я из солидарности.
– Такого не бывает. Вот моя – до сих пор проверяет, надел ли я теплое белье. – Сосед задрал штанину, демонстрируя голубые потертые кальсоны.
– Повезло, – такое рвение явно нуждалось в поддержке.
Моя тоже всегда присматривала за моей одеждой, ну и что с того? Когда все было нормально, я ни разу не задумывалась, любит она меня или нет. Я просто в ее любви не сомневалась.
– Я ей не нужна. Она меня бросила.
– Ни хрена себе компот. В младенчестве, что ли?
– Да нет. Недавно.
Откинув голову с риском для хрустнувшего позвоночника, собеседник окинул меня придирчивым взором завзятого специалиста по брошенным неблагодарным дочкам. Я не привыкла, чтоб на меня так презрительно смотрели. Чую, лекцию сейчас зарядит про взрослых баб, на которых пахать да перепахивать.
– Не ной. Тебе лет сколько? Хотя, я думаю… – Он снова отхлебнул пива, отполировав напиток глотком водки.
Что именно он думает, выяснить так и не удалось. Вокруг все разом загалдели.
Какой-то шустрый нафраченный чиновник заглянул сообщить мнение властей о случившемся. Пособолезновал, пообещал и, извернувшись, сумел выскользнуть живым из крепких объятий озверевшего погорельца.
– Суки! Чтоб у вас зенки поразорвало! Я сколько раз говорил, что колонки газовые, на хрен, говенные! Что газ вырубать, на хрен, за неуплату нельзя! Говорил? Говорил! Поди сюда, на хрен, падла в галстуке, бля. Жопа ты с глазами!
Сохраняя доброжелательное лицо, как с плаката «государство – друг человека», чиновник юркнул за спины охраны и оттуда издавал звуки, мало напоминающие человеческую речь. При всем том явно запоминая лица самых активных бунтовщиков.
Потом все разом выдохлись, и возникла резкая бездонная пауза. В которую тут же вклинился осипший писк:
– Мы готовы войти в ваше положение и при наличии свободных ресурсов обеспечить пострадавших временным жильем.
– Ага, в бараки по деревням навечно заселите! Бля буду! За голосами нашими приволокся, гнида продажная.
– Держите меня четверо! Урою падлу!