— Давайте по местам! — скомандовала она, подталкивая от входа женщин. — А вы — марш в свой барак, слышите?
Рыженькая уже поставила ногу на край постели Гусевой, чтобы подняться наверх, как вдруг из-за спины старосты высунулась тощая женщина с крендельками косичек на ушах. Ее желтое лицо было сосредоточенно и злобно.
— Узнала-а… — злорадно проговорила она. — Попались, голубушки… Все четверо! — Она указала длинным, чуть скрюченным пальцем на черноглазую девчонку, а потом ткнула по очереди в каждую. — Отдайте! — взвизгнула она, словно ее кольнули чем-то острым. — Все отдавайте! Шаль кашемировую, платок оренбургский! Сухари-и-и! Ограбили, обворовали! У самой вахты! Платок оренбургский! Воровки, карманщицы, паразитки! Вот эта, и эта, и эта! Все четверо здесь!
— Какие тебе все, полудурок? — произнес кто-то за ее спиной. — Эта с нашего барака, Воронова.
— Вы тут все заодно! Все! — продолжала вопить женщина. — Отдавайте вещи!
Рыженькая, все еще стоя одной ногой на постели, наклонилась вниз, держась рукой за верхнюю полку.
— Заткнись, змеюка, пока не попало! — раздраженно сказала она.
— Шаль отдайте! Денег двадцать рублей!
— Пошла ты, богомолка, знаешь куда? — выступила вперед девчонка с толстой темно-русой косой вокруг головы.
— Уйди, тетка, от греха, — благоразумно посоветовали из-за ее спины. — Найдутся твои тряпки…
— Это за свое добро — и уйти? Нет, я им прежде космы повыдираю, я им прежде морды поразобью!
Женщина оттолкнула Гусеву и взмахнула рукой. Тяжелый лагерный ботинок пролетел над головой черноглазой девчонки. Она мгновенно присела. Ботинок мелькнул в воздухе и с силой ударил в плечо Марине. Она вскрикнула и спрыгнула с постели. Перед нею виднелось искаженное злобой лицо с крендельками косичек над ушами. Длинные пальцы, согнутые как у хищной птицы, тянулись к лицу Марины.
— Я тебе… сейчас… глаза… — Брызгая слюной и шипя, как змея, женщина тянулась к Марине. Еще мгновение, и она бросится на Марину, как дикая кошка.
Подчиняясь условному рефлексу самосохранения, тело Марины упруго сжалось, и правая рука сама собой сделала стремительный и короткий бросок вперед. Это был хороший, тренированный удар, великолепно освоенный в Инфизкульте.
Раздался визг, кто-то вскрикнул, и в одно мгновение в проходе стало пусто. Оторванная занавеска еще колыхалась на гвозде, открывая выход из купе в барак. На постели Марины лежал грязный ботинок, подбитый железными гвоздями. Она машинально взяла его, подержала в руке и швырнула в проход.
— Вот это да! — Рыженькая спрыгнула на пол. Две ее подружки находились тут же, рядом. На голубом одеяле Гусевой отпечатался пыльный след.