Снимая аутодафе, Федор испытывал нечто необыкновенное, сверхреальное, будто принял галюциногенный препарат. Внутренним оком он видел свою полусгнившую душу и лечил ее огнем. Страшная топь из снов, мокнущая язва на сердце высыхала от жара жертвенного очистительного костра. Крики ведьмы звучали музыкой сфер. Ее страдания поглощали его боль. Он видел, как корчится ее тело, это зрелище было для него прекраснейшей картиной в мире.
Федор не заметил, как огонь постепенно стал перекидываться на сухие бревна перекрытий маленькой церкви. Когда милицейские машины подъехали к Остюковке, пламя охватило всю деревянную церквушку.
По дороге первая машина, в которой сидел издерганный Седов, встретила усталую девчушку, бредущую навстречу по обочине. Обостренное восприятие подсказало Павлу, что эта девочка — дочь Светы. Увидев ребенка ближе, Паша тихо застонал. Те же светлые волосы по хрупким плечам. Те же глаза...
— Спасите... — прошептала девочка. — Там Федя маму хочет сжечь.
— Она живая? — спросил Седов.
— Да.
Маринка обессиленно повалилась на заднем сидении, где сидел один из оперативников и милицейские «Жигули» на полной скорости рванули в гору.
Не успел водитель затормозить, как Паша выскочил из машины.
— Уберите ребенка! — крикнул он и, не оглядываясь, побежал к церкви.
Пожарные и «скорая» должны были прибыть с минуты на минуту, но ждать было нельзя. Церковь споро горела. Паша рванулся внутрь. Там полыхало, гудело пламя. Трещало, рушилось, обваливалось все вокруг. От дыма было нечем дышать. Паша закрыл лицо, выставив вперед локоть и попытался углубиться внутрь.
Его везение заключалось лишь в том, что деревянный купол церкви, под которым был разведен костер, держался на каменных колоннах. Огонь добрался до верхушки в самую последнюю очередь. К прибытию Седова опоры купола еще не сгорели, и он не обрушился на столб, к которому была привязана Света. Зато в восточной части церкви раздался треск, и балка перекрытия, сыпя искрами вокруг, упала на пол. Кто-то вскрикнул там, в глубине.
Паша подумал было, что это голос Светы, и постарался скорее добраться туда. Тут он разглядел в дыму столб, а обходя его, заметил силуэт привязанной женщины. Он сделал еще только шаг и понял, что черное, все в волдырях, лицо с обгоревшими волосами принадлежит Свете. Платье на ней сгорело, тело было покрыто копотью, сажей, волдырями и кровью. Ноги уже обуглились. Вокруг догорал хворост, а она была без сознания.
В ужасе Седов рванулся к ней, раскидал костер, кашляя, задыхаясь, чувствуя, что может и сам не дотянуть, стал рвать путы. Он обжигался, но не чувствовал этого. Боялся видеть ее изуродованную кожу, обгоревшее тело. Седов уже и сам не знал, хотел ли, чтобы она осталась жива.