— Не думаю, что это вы — будущая виконтесса Хенстоун, мисс Бейкед. — громовым голосом возвестил Эндрю.
— Я…вы…мы…то есть…вы не так всё поняли…это…не то…что вы…подумали, — лепетала Энн, безуспешно пытаясь привести в порядок свои волосы и платье.
— Довольно! — пробасил Эндрю, и голос его отозвался эхом по всей конюшне, — Я слышал всю вашу историю от начала и до конца и теперь у меня руки чешутся схватить кнут и выбить все дурные мысли из вашей красивой головки!
Энн поспешно спрыгнула вниз и встала за спиной Филиппа.
— Но, естественно, я этого делать не буду! — продолжал Эндрю — О том, что наша помолвка разорвана, я думаю, говорить не стоит, так как это очевидно! Но то, чего я вам никогда, вы слышите НИКОГДА, не прощу, это то, что по вашей вине от меня и моих действий пострадала женщина, дороже которой у меня нет на земле! Я конечно виноват в этом тоже! Я должен был поверить ей, а не вашим гнусным инсинуациям. Но вас я считал своим лучшим другом и вам безоговорочно доверял. Что ж…теперь прощайте, оставайтесь со своим любимым, для вас он — лучшая партия в этом городе!
С этими словами Эндрю попрощался и широкими шагами вышел из стойла и отправился к своей карете. Он чувствовал, что если останется здесь ещё хоть минуту, может потерять над собой контроль и просто придушить Энн, будто опасную и мерзкую гадюку.
После этого Эндрю стремглав выскочил вон из конюшни, вихрем промчался по дому, и быстро сбежав вниз с крыльца, вскочил на подножку и гаркнул кучеру, чтобы тот мчался к дому. Дорога домой показалась виконту вечностью. В голове молодого человека вихрем кружились мысли: вот он и Айрин занимаются любовью в ту ночь после прогулки. Айрин подарила ему не только свою невинность, она дарила ему всю себя на протяжении всей их недолгой жизни вместе. И как он мог быть таким остолопом, что поверил Энн, а не той женщине, которая отдавала себя ему и их любви без остатка. А вот он и Айрин танцуют на балу и Айрин как всегда очень метко шутит. Его всегда привлекало в ней эта удивительная способность с юмором отмечать какие-то, казавшиеся ему обыденными, вещи. Иногда она изъяснялась не совсем понятно. Например, однажды, сказала про высокую и дородную светскую львицу-злючку Дороти Федерлайн, что та напоминает ей какой- то Биг- мак, а Эндрю, растерянно похлопав глазами, решительно согласился с ней, чтобы не поставить себя в глупое положение незнанием каких- либо вещей, чем привёл Айрин в совершеннейший восторг. Так Айрин не хохотала никогда.
Теперь же Эндрю всерьёз задумался о том, что он будет делать, если Айрин откажется простить его. Остаётся только одно: всю жизнь положить на то, чтобы вымолить прощение у этой удивительной женщины и сделать её самой счастливой в мире. Карета качнулась и остановилась у крыльца особняка Хенстоунов. Эндрю выскочил из кареты и помчался в дом. Ему нужно было срочно найти мать, чтобы разузнать все подробности, связанные с отъездом Айрин из Лондона. Мать пила чай в гостиной со своей подругой, Самантой Корниш, грфиней Ричмонд, которая была старше её на двадцать лет, но представляла из себя крошечную, сухонькую, энергичную женщину с очень проницательным взглядом и не менее проницательным умом. Эндрю влетел в гостиную и, даже не поздоровавшись с гостей, выпалил: