Книга судьбы (Мельтцер) - страница 311

— Я не четвертый член в Троице, — запротестовал Дрейдель.

— А я никогда и не утверждал подобного, — согласился Бойл.

Рого опустил глаза на старый кроссворд Мэннинга, вглядываясь в фамилии, напротив которых стояли четыре точки.

Все это по-прежнему не имело никакого смысла. Уэс клялся, что почерк — и пометки — принадлежали Мэннингу. Но если это правда…

— А почему тогда президент поставил себе такой низкий рейтинг?

— В этом все и дело. Он не мог этого сделать, — ответил Бойл.

— Но на кроссворде… вы сами сказали, что четыре точки…

Бойл задумчиво прикусил верхнюю губу.

— Рого, забудь о своих предположениях и теориях. Троице нужен был тот, кто находился в непосредственной близости к принятию каждого важного решения, тот, кто мог повлиять на принятие этих решений… вот почему поначалу они выбрали меня, а не Дрейделя.

— Бойл, достаточно! Последний раз тебе говорю! — заорал охранник. Но Бойл не обратил на него никакого внимания. После восьми лет такой жизни ему больше нечего было терять.

— Ну что, теперь понимаешь? — поинтересовался Бойл, пока Рого недоуменно рассматривал страничку с кроссвордом. — Фамилия у тебя есть. И рассуждения твои тоже верны — не стоит недооценивать того, что они могли бы сделать за следующие четыре года. Вот только ты выбрал не того Мэннинга.

Рого в растерянности покачал головой, не сводя глаз с кроссворда.

— О каком еще Мэннинге может идти речь?

И тут страшная догадка холодными клещами стиснула сердце Рого. Он понял. Проклятье!

Я узнаю ее тень где угодно. Я знаю ее лучше своей собственной. Я смотрел на нее каждый день в течение почти десяти лет. В этом и заключается моя работа: следовать за ней в трех шагах позади, то есть достаточно близко, если ей что-нибудь понадобится, но в то же время достаточно далеко, чтобы не попасть на фотографии. Еще во времена нашего пребывания в Белом доме, когда ее окружала орда почетных гостей, иностранных журналистов, наших репортеров, сотрудников аппарата и агентов Секретной службы, я мог стоять позади, всматриваться в море ног и с легкостью различать в центре столпотворения ее силуэт — причем не только потому, что только она одна была на высоких каблуках.

И сегодня вечером, когда я сижу на корточках, прячась за разросшимся кустом, все повторяется. Я прищуриваюсь, пытаясь сквозь переплетение ветвей и листьев рассмотреть происходящее в пятидесяти ярдах от меня, в темноте над могильными плитами, и вижу, как по вымощенной камнем дорожке движется острый силуэт доктора Леноры Мэннинг.

В груди разрастается боль. Нет… она… она никогда… Я качаю головой, и мне кажется, что сердце вот-вот разорвется на части. Как она могла?.. Для чего ей это понадобилось?