В сосновых сумерках на тропинке мелькнула белая фигура. Штанина облегала колено гипсовыми белыми морщинами. Лягушки внизу на миг потрясенно умолкли. Солнце втянуло оранжевый рукав и безразлично упало за дальнее село. Луна налилась мертвой белой кровью. Он нащупал пистолет.
— В июнь катилось лето!
Голос — густой, но странно приглушенный, как будто пришедший издалека, отозвался эхом на похолодевшей реке, взошел вверх по ребристым серым перекатам. Откуда-то потянуло дымом костра.
Он приподнялся, опершись на локоть. Выстрелил, целясь в колено. И опустил пистолет. Человек в белом все еще шел к нему, будто не заметив раны.
— Была жара, — доверительно сообщил тот, минуя пепелище сожженной дачи. — Жара плыла…
— Сейчас, — лунатически пообещал он и выстрелил еще раз. Рядом с ним в траву лег белый осколок. Грязный гипсовый скол, мертвее мертвой плоти.
«Я промазал, — подумал он. — Попал в памятник».
— На даче было это, — заметил незнакомец, делая еще шаг. Земля содрогнулась. Сосновые иголки бросились в лицо мужчине, лежащему в засаде, ржавым мертвым вихрем.
— Сейчас, — он опять прицелился. Ему в лицо вновь брызнул гипс. Теперь белая фигура была совсем рядом. Он выстрелил еще раз, и пистолет дал осечку.
Сквозь тенистые ветви прорвалась безумная белая чайка и вонзилась в темнеющее небо — как шальная пуля, как крик, которого никто не услышит. Пистолет снова дал осечку, послышался беспомощный сухой треск. За болотом, в белом панельном доме постепенно загорались окна. Земля наливалась холодом. Река притихла. Луна, изваянная из пористого гипса, наливалась белизной в лавандовом небе. Из садов тянулся приторный, безрассудный аромат расцветающих роз.
— Поговорим? — предложил он, стараясь сохранять спокойствие.
Белая фигура сделала еще один шаг. Болото в низине мертво затихло — царь лягушек приказал своим подданным молчать. Еще одна осечка. Береза над обрывом шепнула что-то — пугливо и нежно.
— Где мои пальцы? — пожелал узнать тот, кто подошел уже вплотную и склонился над человеком, лежавшим в засаде. — Да вот же они!
Его правой руки коснулось что-то сухое, ржавое и холодное, похожее на обломки сгнившей арматуры. Это было не больно — как будто пролетавшая мимо птица задела его острым крылом. Белая тень склонилась ниже, четко обозначилось правильное, ложно мужественное лицо.
— Что я наделал? Я погиб! — иронично заметила тень.
И снова настойчивое, ищущее прикосновение к руке. Это была уже не птица. Яркая луна оскалила кривые зубы и спустилась ниже, будто почуяв добычу. Руку охватил ледяной холод — это были болотная грязь и осыпающаяся ржавчина, и умолкшие в тине лягушки, и последний отсвет ушедшего за село солнца…