— Вот видишь, — суетливо уговаривал муж, — всем пора по домам. Послушайся!
— Я люблю ее, — выдохнула Мария, глядя мне прямо в глаза.
— Очень хорошо, — не удивился муж. — Вы будете переписываться. Она прилетит к нам. Все будет замечательно!
Я не выдержала ее взгляда. Занялась пачкой сигарет. Раскрыла, достала, поискала по карманам спички…
— Любила ли я когда-нибудь… Неоднократно… Но не тебя, Мария.
Мне хотелось это сказать. И я сказала. Чувствовала, что в этой сцене заранее прописана драматургия. И в нашем финале не должно остаться трех главных героев. Я лишняя.
— Ты-ы все-е врешь… — растягивая слова, нараспев прошептала Мария. — Я не хочу-у…
Она беспомощно завертела головой по сторонам. Привстала…
— Сигареты здесь, — я протянула ей пачку.
Думала, «испанка» ищет «Яву», но тут же вспомнила, что она не курит.
— Мария! — внезапно вскрикнул мужчина и дернулся к ней.
Мария в два шага оказалась возле открытого балкона, встала на табуретку и спрыгнула вниз.
Занавески вздыбились от порыва ветра и захлопали ей на прощанье. Я окаменела…
Потом мы бросились вниз, мешая друг другу, и одолели пролет за секунду. Я слышала, как он дышит — он хрипел от страха и ужаса. Вот так, бежал по лестнице и хрипло рычал: «хыырр».
Ужасное зрелище… Молоденькая тоненькая девушка с разбросанными ногами. Ее тонкие руки скребли по траве, она не могла подняться…
— Маша, Маша, ну зачем же так, — приговаривал муж, пытаясь приподнять девушку с земли. И горько плакал.
Она не плакала — стонала от пережитого. Соседка по дому работала в Склифе, иногда я приходила к ней в гости в травматологию. Там стонали по-другому. От физической боли по-другому стонут.
Трудно было понять, что у нее сломано. Она не жаловалась. Но главное — она была жива.
Я легла рядом с ней на землю и заглянула в лицо.
— До…иг…рала св. ой спе…ктакль? — едва слышно спросила она.
— Потерпи, милая, сейчас «скорая» будет, — плакал муж, подкладывая ей под голову свернутый пиджак. Его очки запотели от слез, он снял их, вытирая глаза, бросил на траву.
— Как мне теперь с этим жить?! — выдохнула я ей в ответ, потому что она была жива. Обида за ее жестокость сменила страх смерти. Она не ответила.
«Скорая» забрала ее в Склифосовского. Был диагностирован перелом голени и компрессионный перелом поясничных позвонков. Еще пальцы на правой руке поломались, но самое тяжелое все равно позвоночник. Врач сказал, что ее спас второй этаж. Могло быть хуже.
Ух, как я плакала, сидя во дворике больницы. Мне было очень жалко ее. Каждый день я приезжала к ней и садилась на лавку перед корпусом. В палату меня не пускали. И мне было очень плохо, потому что я не понимала, как это случилось и есть ли в этом моя вина? Даже в кино я отворачивалась от экрана при подобных сценах, а тут в твоей квартире, перед глазами уходит вниз человек, который только что смеялся и пел.