Я помотал измученной головой.
— Потому что я — Хозяин.
Я тупо смотрел — ну и что?
— Я — Хозяин! — повторил он, и меня будто ударило!
— Хо… Хозяин? Хозяин — ты? К которому за смертью идти? — я сказал это слишком громко, и снова закашлялся. Он удовлетворенно кивнул.
— Да. А теперь слушай с особым вниманием. Вот все как есть, с самого начала. Это озеро — один из входов в ад. Непосредственных и практически прямых. Неслабо, да? Сам Дьявол из него пил. Не веришь? Ну, и дурак. Не важно, важно другое. Я жил давным-давно, люди еще под князьями ходили, первыми, слово такое — «князь», только появилось. Шлялся по свету, безродный, с мечом в руках. От одного к другому переходил, наемником. Так и звали меня — Блуд. Послали меня на разведку, я через лес на озеро вышел, хотел умыться — глядь — сидит человечек. Низенький такой, черноглазый. Я много повидал, всюду пошлялся, и потому для меня — ничего особенного. Ну, не похож на местных, ну, и мне-то? Мало ли, не отряд же их! «Что — говорит — пить хочешь? Пей!» Я попил, а он мне и говорит: «Вижу, мол, я подлым делом ты живешь, человече! Это хорошо!» Я хотел было его тут же и зарубить, а он меч у меня, как у ребенка из ручонок вынул, и об коленочку тощую разбил. «Эх, говорит, дурачина, на кого машешь прутиком своим? Но что человечка мелкого ни про что зарубить хотел — тоже хорошо! Грязное это дело. Вижу, говорит, жить ты очень хочешь, да не просто жить, а подольше, да быть поглавнее! А что, если вечно?» Удивился я, как, мол, вечно-то? А он смеется. «Я, — говорит, — знаешь кто? Сам Чернобог! И обитаюсь аккурат под этим озерцом. В него нырнешь — больше не вынырнешь, если я не отпущу. Только очень уж редко люди здесь ходят, не тонет никто. Не творит неправды, не страдает, не гибнет. Крови хочу и подлости человеческой! Согласись мне служить, и будешь большим Хозяином! Карать и миловать, и жить вечно будешь!» Не сказал, что помереть сначала надо, гад. Согласился я, а он башкой меня в воду. А как захлебнулся, он меня встряхнул, я глаза и открыл. Смотрю, свет будто переменился. Не то все вокруг совсем. Как бы навыворот. Ну, ты увидишь сам, коль согласишься. Вот, встал я, а он мне и говорит: «Пойди теперь да приведи сюда князя своего с людьми, утопи их всех, они твоей дружиной станут». А мне что ж, пошел и привел. Место тихое, любо-дорого, они купаться полезли, и все, как один, перетопли. Потом мы их и поделили с Чернобогом, кого он забрал, других мне отдал. А Чернобог-то велел мне деревню здесь заложить, мы и заложили. Люди стали приходить и оседать здесь. Те, дружинники надоели мне, сгнили совсем, и есть просили, шлялись тут по ночам, утаскивали кое-кого, чуть весь народец мне не распугали. Я от них избавился — положил в землю, так они там и сгнили. А сверху камни поставил для издевки — мол, первые герои-основатели! Да и черт с ними. Обосновался я, значит, прочно. Люди приходили сюда жить — и топли. Много топли. Вот ты и спроси — а чего ж не бросили это все, не сбежали, деревню не уничтожили? — он криво усмехнулся на мой немой вопрос. — А вот то! Кто ж им даст? Они здесь жили, как будто ничего не соображая. Как во сне. Атмосферка здесь такая, дух особенный. Вот и ты же вроде как сразу почуял, куда попал, а умом-то не принял. Вроде так и надо, ну, мертвые — и чё? Верно же говорю? То-то и оно. Вот и они так жили. До старости мало кто дотягивал — жадничали мы с Чернобогом. Порой крепко спорили при дележке новеньких топленных, они свежие, каждому охота побольше таких. А деревни как бы две стало — живых и мертвых, знаешь, как если бы день и ночь в одно время сойтись могли. Кто из живых знал — сами бегали ко мне тайком, просили повидаться со своими. Я разрешал, а что ж? Они долго не задерживались потом: тосковали очень, сами топиться бежали. Глядишь, потонет парень, туды-сюды, уже девку свою ко мне ведет: вот мол, милка моя, ко мне сама притонула. Ну, что ж, я их благословлю — пусть вместе гниют! Одно не ладно — жрать просят, нет-нет, да и уворуют кого. Ну, я их отправлю то в соседнюю деревню, то на дорогу, чтоб своих сильно не пугать. Так и жили. И всем было не то, чтоб есть на что жаловаться. И Крещение пережили, и Ивана Грозного. Кого не надо — никогда не пускали сюда. Живым-то и лучше с нами было. Они нам жертвы иногда: отдадут пару-тройку своих, да и то — как сказать, отдадут? Приходи, милуйся, коли не страшно! Все ж рядышком. Зато спокойно, ничего не трогает по большому-то счету. Что в большом мире творится, мы только от пришлых узнавали. Только и того, что кто к нам придет — больше не уйдет. Вот, как ты.