.
Более простым и, видимо, широко распространенным являлось гадание жребием и по приметам, о чем имеются известия в отношении как балтийских славян, так и домонгольской Руси. Сложные гадания (например, по внутренностям животных>{93}), видимо, были недоступны постороннему наблюдателю, в отличие от простого бросания жребия, гадания по встреченным животным, подсчитыванию черт, прочерченных без счета у очага женщинами и т. п. (т. е. действий, не требующих особой подготовки и поэтому доступных каждому). Каким способом искал ответ потусторонних сил на свой вопрос Хацон, естественно, останется тайной. Известия же о способах гадания у славян позднейшего времени могут дать повод лишь для определенной догадки, но не более того.
Авторы «Чудес…» не только не понимали сути языческих ритуалов славян, которые они описали, но даже, как следует из текста, не понимали, что перед ними магические действа (за исключением, пожалуй, гадания). Более осторожными в этом плане были славяне, которые отдельные манипуляции с защитными орудиями со стороны защитников города могли принимать за магическое противодействие.
Характерно для той эпохи, что противники рассматривали события, связанные с осадами Фессалоники, сквозь призму противостояния надчеловеческих сил. Исследователи неоднократно обращали внимание на веру язычников в то, что боги принимали участие в войнах между людьми>{94}. Отсюда и магические действия, направленные на получение помощи высших сил и на нейтрализацию аналогичных враждебных сил. Поэтому славяне прекращали штурм, когда их магия оказывалась недейственной перед магией противника. В свою очередь, византийцы-христиане воспринимали неудачу славян как следствие божественного вмешательства и защиты со стороны святого Дмитрия Солунского. Это нашло отражение не только в тексте «Чудес…», местных народных преданиях, но и в Указе Юстиниана II о царских дарениях в пользу храма св. Дмитрия Солунского в Фессалонике>{95}. Характерно, что в императорском Указе враги империи являются врагами и святого>{96}. Также показательно, что сами славяне, спустя время, после очередной неудачи «стали восхвалять Бога…»>{97}. Подобное восприятие происходящих событий являлось неотъемлемой чертой средневекового сознания с его верой в божественное предопределение.
В то же время византийцы, не понимавшие многих конкретных сторон славянского язычества и не улавливавшие их конкретного проявления, имели общее, правда весьма смутное, представление о верованиях и связанных с ними обычаях славян. Об этом свидетельствуют как цитировавшиеся слова Прокопия Кесарийского, так и отдельные комментарии византийских авторов к описываемым обычаям «варваров». Привлекает в этой связи внимание повествование Феофилакта Симокатты о том, как перешедший от славян на сторону ромеев гепид помог своим новым хозяевам разгромить отряд Мусокия. Задуманное облегчалось тем, что «варвар был пьян, и от хмеля его разум помрачился: дело в том, что в этот день он устраивал поминки по умершему брату, как им (велит) обычай». Пьяно было и все его войско, которое сморил крепкий сон