. Характерно, что славяне напились в весьма сложной с военной точки зрения ситуации, когда один из славянских вождей, Ардагаст, был разбит, а его «страна» разграблена. Отряд Мусокия также вступил в боевые действия, потерпев поражение в первой схватке (видимо, речь шла о передовом отряде)
>{99}. И вот в этих условиях и устраиваются поминки по усопшему брату, в которых, судя по всему, участвует все войско (или основная его часть). При этом и Мусокий, и его воины напиваются изрядно. Они, видимо, не могли поступить иначе, несмотря на опасную ситуацию, в которой оказались, поскольку, как отметил византийский автор, так им велел обычай.
В латиноязычных источниках славяне характеризуются, прежде всего, как закоренелые язычники>{100}. Характеристика их порой более жесткая и уничижительная, чем у византийских авторов. По словам Бонифация, «винеды, гнуснейший и наихудший род людей»>{101}. Поскольку невежество — атрибут язычников>{102}, под пером Бонифация устами невежества сказано: «…Всегда любил меня край германский, грубый народ славян и дикая Скифия…»>{103} При этом, как видим, «симпатии» между этими варварами у него распределены отнюдь не поровну.
Менее строг Исидор Севильский. Из недостатков, свойственных народам, славянам он приписал нечистоту («нечистота славян»), являвшуюся, видимо, следствием убогости их весьма бедного быта>{104}. Этот «порок» славян>{105}, в глазах современников Исидора (середина VII века), вряд ли был более значимым, чем, например, «зависть иудеев», «неверность персов», «пустое тщеславие лангобардов», «сладострастие скоттов» или «дикость франков», «пьянство испанцев», «глупость саксов» (вариант — «тупость баваров»)>{106}.
В Хронике Фредегара в эпизоде, посвященном пребыванию Дагобертова посла Сихария в ставке Само, язычникам приписывается порочность и гордыня>{107}. Здесь же, применительно на этот раз к славянам, содержится распространенный в средневековой литературе топос>{108}, уподобляющий язычников псам. При этом ставится под сомнение возможность «дружбы» между христианами и язычниками>{109}. Правда, в реальной жизни такая «дружба» нередко имела место>{110} и определялась она чисто прагматическими интересами.
Вследствие сильной приверженности славян к язычеству миссионеры не очень охотно отправлялись к ним для проповеди и обращения в христианство. Более того, по крайней мере в VI–VII веках, как представляется, вообще бытовало мнение, подкрепляемое ссылками на волю Всевышнего, о бесполезности подобного занятия. Например, когда Колумбану (конец VI — начало VII века), согласно «Житию», «запала… в голову мысль» отправиться в пределы славян, чтобы «озарить слепые умы евангельским светом и открыть путь истины тем, кто изначально блуждал по бездорожью», он был остановлен в своих намерениях явившимся в видении ангелом Господним: «Ты видишь, — сказал он, — что весь мир остается пустынным (desertus). Иди направо или налево, куда выберешь, дабы вкушать плоды дел своих»