– Фу! Тебе двадцать восемь лет! А ты плачешь, как маленький мальчик, из-за какой-то острой гонореи!
– Я плачу из-за того, что я занимался половой еблей в санузле поезда! – тут же перестал плакать Сеня. – Никогда не женюсь! Все они – суки. И бляди.
– А ты, поди, принц на белом коне?.. Так, не мешай мне пить, закусывая духовной пищей. Холодильник и софа в дальнем углу в твоём распоряжении… И не вздумай вытираться моим полотенцем, сопляк! – опершись на локоть, проорал Всеволод Алексеевич в спину помчавшегося на кухню Сени.
– Северный!!! Я с такой девкой познакомился, отпад!!! – проорал ему в ответ уже грохочущий кастрюлями Соколов. – Только я её тебе не покажу. Я как только тебе кого-то покажу – всё. Они меня уже не хотят – они тебя хотят! Так что фигу тебе… Я сейчас кошу под высокодуховного юношу. Типа, на первом свидании не целуюсь, с места в карьер не совокупляюсь. Надо поближе узнать друг друга, акт физической любви сакрален и подобная хрень. Она вся так и млеет… Северный, а когда гонорея уже перестаёт быть заразной?
– Гондон! – донеслось до Соколова.
– Ты чего обзываешься?! – опешивший Сеня подбежал к дивану поближе, размахивая мокрыми руками.
– Уйди, тварь неряшливая! – рявкнул Северный, прикрывая книгу от брызг. – Я не обзываюсь. Я рассказываю тебе, взрослому дяденьке, каковое средство является не столько барьерной контрацепцией, сколько способом предохранения себя и партнёрши от заболеваний и инфекций, передающихся половым путём. Кстати, где в поезде твоя голова была?
– В отключке. Я был на конференции по аппаратам искусственной вентиляции лёгких и кардиомониторам. Ну и, там, прощальный банкет, и сразу на поезд, и в вагоне-ресторане…
– Понятно. Продолжение банкета. За столиком – очаровательная фея, и Сеня уже достаёт свою волшебную палочку из штанин… Ты уже написал оду на это событие? – Всеволод Алексеевич отложил книгу, щедро отхлебнул из стакана, нахмурил брови и, откинув голову на подушки, с пафосом продекламировал:
Рельсы-шпалы и прочий колёсный стук
Как шальные летели мимо.
Я тебя обнимал и ласкал, милый друг,
Неизбывно, неутомимо…
Опершись на сидушку, стояла ты
В характерной для этого позе.
Не дарил я тебе никогда цветы,
Не писал посвящений в прозе…
Водопадом слилась, как вода, любовь,
Я похмельем жестоким страдаю.
На анализ сданы уж моча и кровь —
Рифм, прости, я иных не знаю…
Был коварными чарами лона сражён —
И поднять кое-что не смею…
Я истерзан, раздавлен, я опустошён…
– Очень смешно! – обиделся Сеня. Но тут же завистливо заметил: – Крут ты, Севка, стихи ваять! Эх, мне бы так, экспромтом, на любую тему…