– Совсем не появлялся?
– За год три дня, за два года неделя, – сказала печально женщина. – Я его и не видела.
– Служба, – вздохнул Горецкий. – Он вам что-нибудь о службе рассказывал?
– Нет. Вы тоже своей маме, наверное, не говорите ничего?
– Не говорю.
– Вот видите, – сказала Мария Николаевна. – Военная тайна.
Последнюю фразу она произнесла без малейшего намека на иронию.
– А вы и не догадывались? – спросил Горецкий.
– О чем?
– Чем Ваня занимается.
– Я понимаю, что важная была работа, – пожала плечами женщина. – Он у меня очень был достойный. Любое дело сделает на «отлично». Вот ему и доверяли.
– А что доверяли?
– Вы сами лучше меня знаете.
– Я не все знаю, – сказал Горецкий, чем немало удивил свою собеседницу. – Да-да, это так. Вот был я. И был Ваня. Друзья, а если каждому дадут отдельное задание, так и не знаешь, где он, что с ним и чем занимается.
– Ничего не говорил. Так, догадывалась я только.
– О чем?
– Что работа ответственная. Что командировки.
– Про командировки он что вам говорил? – спросил невинным голосом Горецкий.
– Ничего. Он вообще молчал о том, что куда-то ездил.
– Как же так? – озадаченно посмотрел Горецкий.
– А вот так. Я сама догадалась. Приезжает на три дня. Загорелый. А месяц был февраль.
– Год помните?
– Девяносто девятый.
– И где же это он загорел?
– То-то и оно, – сказала женщина. – Я спросила, а он отвечает: это с лета у меня такой загар. А чтобы с лета до декабря такой загар сохранился – так не бывает. Я больше не расспрашиваю. Понятно, секретничает. Взрослая жизнь. Он уже не со мной. Он с президентом.
Горецкий впился взглядом в ее лицо. Она заметила это, пожала плечами:
– Это я знала. Ваня сам однажды мне сказал такое: «Я работаю на президента».
– «На президента»? Или «с президентом»?
– «На президента».
– А что он имел в виду?
– То и имел, – сказала женщина. – Вы ведь сами знаете.
– У нас служба немножко разная была, – сообщил Горецкий. – И я про Ваню многого не знаю. Я вам уже говорил.
– Он ничего мне больше не сказал. Но я поняла, что он на самом верху там где-то.
– Фамилии он какие-нибудь называл?
– Нет.
– Фотографии привозил?
– Да.
– Интересно было бы взглянуть, – сказал Горецкий, и у него сладко заныло в груди. – Вспомнить друга своего.
Женщина сняла с полки фотоальбом. Иллюстрированная история жизни Вани Алтынова. Маленький грудничок. Вот ему уже несколько месяцев. Передвигается на четвереньках, ходить еще не может. Вот он уже пошел, папа и мама поддерживают его, чтобы не упал. Марию Николаевну трудно узнать в этой женщине. Что делают с людьми годы и беды! Карапуз с игрушечной машиной. У моря. На скамье. С велосипедом. С каждой фотографией становится все старше. Вспышка фотоаппарата раз за разом выхватывает из череды дней одного и того же человека, фиксируя, как он меняется со временем. Выпускной утренник в детском саду. Школа. Год за годом. С одноклассниками и без. И уже не появляется мужчина, поддерживающий крохотного Ваню. В классе. На экзамене. При вручении аттестата. Солдат. Уже взгляд не мальчика, но мужа. А потом временной провал, и сразу – фотография Алтынова в форме старшего лейтенанта милиции. Точно такую же Горецкий видел в материалах уголовного дела, по которому проходил Иванов Виталий Сергеевич. Этого человека Иванов якобы убил.