— Не знаю, не успел спросить у капитана, — шутливо ответил я, — а почему это вдруг заинтересовало вас?
— Мы хотели... приплюсовать вот... к потерям немцев на сухопутном фронте, — старшина показал на матроса, который держал в руке почти сплошь исписанную мелким почерком засаленную тетрадку.
— Что это? — спросил я.
— Сюда мы записываем уничтоженную технику фашистов и... наши трофеи, конечно, тоже.
— И давно вы ведете такой учет?
— К сожалению, недавно, — ответил Гудзь, — всего только три месяца. Поздно вспомнили. Но теперь будем делать это до конца войны...
— Я думаю, что... в конце войны и так подсчитают все...
— Нет, товарищ командир, — живо возразил Гудзь, — это будет не то... то они подсчитают, а мы вот как записываем, с замечаниями...
Действительно, тетрадь содержала не только голые цифры, но и подробное описание обстоятельств, времени и места, при которых подводники слышали те или иные новости с фронтов войны. Возле каждой новой записи можно было прочесть интересные матросские шутки и полные юмора прибаутки. Такую тетрадь можно было назвать скорее коллективным дневником незабываемых дней войны.
— Да, вы правы, — согласился я. — Вы ведете интересную запись. Я не понимаю только, зачем вам гадать, какой груз был на потопленном транспорте. У вас ведь записано, что потоплен фашистский транспорт водоизмещением более пяти тысяч тонн, и хватит.
— Ну как же, товарищ командир, — не согласился старшина, — ведь если такой пароходище везет танки, их там штук сто двадцать, не меньше, верно?
— Да, пожалуй.
— А если везет солдат с вооружением, то, может быть, более трех тысяч человек?
— Предположим, что да. Что-то около этого.
— Если же везет продовольствие, то продуктов там должно быть вагонов пятьсот...
— Да.
— А мы все пишем: «Один транспорт потоплен»... и только...
— Да, вы правы, но определить на глаз, какие грузы находятся на транспорте, против которого выходишь в атаку, далеко не всегда возможно, — возразил я. — Что же касается вчерашнего транспорта, то на нем, кажется, были люди...
— Значит, три тысячи солдат не дошли до линии фронта, так и запишем, — засиял Гудзь, добившись своего.
В центральном посту свободные от службы подводники тоже делились своими впечатлениями и суждениями по поводу чрезвычайных известий «В последний час». И не было на подводной лодке такого уголка, где бы не царило приятное возбуждение радующихся людей.
«Малютка» продолжала свой путь на восток, к родным берегам. Время начинало брать свое, одолевала усталость, и подводники постепенно успокаивались и ложились спать. И когда над просторами Черного моря солнце уже подходило почти к самому зениту, глубоко под водой на нашей «малютке» у подводников только начиналась ночь.