– Я не просила вас высказывать свое мнение и ничего не хочу слышать! – Стиснув кулаки, Одри отвернулась к окну и стала наблюдать за проносящимися рядом автомобилями. – А как вы узнали, что я помогала Келвину по дому?
– Я случайно услышал беседу двух секретарш, обсуждавших, как глупо ты поступаешь.
Даже клеймо «бесплатной домработницы» не столь сильно унизило Одри, сколько последняя реплика Филиппа и тон, каким она была произнесена.
– Похоже, ты и понятия не имеешь об уловках, известных любой женщине с рождения. Мытьем посуды сердца мужчины не завоюешь! – язвительно бросил Филипп.
Одри резко повернулась и посмотрела на него. В ее голубых глазах застыл немой упрек.
– Знаете… я вас ненавижу.
– За то, что я сказал правду? Будь у тебя добрые друзья, они бы давно это сделали, да еще дали бы несколько полезных советов.
От его взгляда, в котором волшебным образом смешались грусть, жалость и что-то еще, трудноопределимое, Одри на мгновение утратила способность соображать. От смущения у нее задрожали ресницы, и она опустила глаза. Жадно хватая ртом воздух, девушка поспешно отвернулась, сердце было готово выскочить из груди. Взгляд Филиппа совершенно выбил ее из колеи, но она постаралась не показать этого и спокойно сказала:
– Вы считаете, что я напрасно трачу время, а между тем вы совершенно не знаете Келвина, да и обо мне вам мало что известно. И что это за полезные советы, в которых я якобы нуждаюсь?
Филипп, давая понять, что ему смертельно наскучил этот разговор, демонстративно вздохнул и буркнул:
– Я вовсе не милая тетушка, с помощью которой можно разработать тактику захвата зазевавшегося парня.
– Максимилиан ужасно вас избаловал, – не удержалась от замечания Одри, раздосадованная отповедью. – Вот поэтому он так и беспокоится за вас: чувствует себя ответственным за то, кем вы стали.
Одри с запозданием поняла, что позволила себе непростительно откровенное высказывание, затронув весьма щекотливую тему, и виновато подняла на Филиппа глаза. Он был явно возмущен и в то же время недоумевал.
– Прошу прощения, – извинилась Одри. – Я вмешиваюсь не в свое дело, но лишь потому, что вы позволяете себе грубить и, похоже, вам плевать, что у других людей тоже есть чувства – и их можно оскорбить.
– Да ну?
Филипп издевательски улыбнулся, показывая тем самым Одри, что ее красноречие пропало впустую. Однако ему не удалось ее провести, Одри знала, что задела этого самодовольного типа за живое.
Девушку смущало лишь то, что, пытаясь порицать Филиппа, она ненароком обмолвилась о беседах с его крестным отцом, носивших глубоко личный характер. Как я могла столь легкомысленно поступить? – ругала себя Одри. Как могла предать доверие Максимилиана?