Ладно, к счастью для Филиппа состояние здоровья Максимилиана вряд ли позволит осуществить безумную затею с браком. Максимилиану в самое ближайшее время предстоит хирургическая операция, а когда он поправится, Филипп, несомненно, признается, что их так называемая помолвка была пусть и совершенным из добрых побуждений, но обманом. Филиппу придется нелегко, но он обязан объяснить, что ничего мало-мальски серьезного между ними в этой проклятой спальне не произошло. Ничего, не переставала твердить себе Одри, ничего, о чем бы мне следовало волноваться. Минутная слабость, о которой лучше вовсе не вспоминать.
Покинув комнату Максимилиана, Одри с удивлением обнаружила ожидавшего ее в коридоре Филиппа.
– Вам бы следовало зайти к нему после того, как вы проводили доктора Дюплана… Ох, да на вас лица нет! Доктор Дюплан сообщил вам неприятное известие? – с беспокойством спросила она.
– Нет, – буркнул Филипп. – В целом прогноз довольно благоприятный, но хирургическое вмешательство все равно необходимо.
– Понятно. Максимилиану ведь раньше не приходилось лежать в больнице, вот он и волнуется.
– Когда Жак в прошлом году впервые обследовал его, Максимилиан отмахнулся и даже слушать не захотел об операции. Он же приказал Жаку ни в коем случае ничего мне не сообщать. Максимилиан знал, что я непременно стану настаивать на операции…
– Конечно, вам бы следовало так поступить. Это единственный разумный шаг. – Одри удивило, как глубоко Филипп переживает, хотя он всеми силами и старался скрыть это.
– Он боялся, что я силой заставлю его, – с плохо скрываемой досадой сказал Филипп.
– Но сегодняшнее недомогание Максимилиана расставило все по местам, – робко заметила Одри. – Теперь он воспринимает эту операцию как должное.
– Но приступа не было бы, если бы не я! – неожиданно набросился на нее Филипп. – Черт побери, я ведь чуть не убил Максимилиана!
– Это не так, Филипп, – немедленно возразила Одри. – Доктор Дюплан сказал, что приступ мог случиться в любой момент…
– Проклятье! – На смуглом лице Филиппа лежала печать самоосуждения. – Не надо потчевать меня этой сентиментальной ерундой! Максимилиан сегодня очень расстроился… я никогда не видел, чтобы он так расстраивался из чего-то! А кто причинил ему эти страдания? Я! Я и мои «блестящие» идеи! – зло выкрикнул он.
Его темные глаза были полны боли и раскаяния. Он повернулся и, не произнеся ни слова, зашагал прочь, оставив Одри наедине с ее горькими размышлениями.
Она тяжело вздохнула. Ситуация настоятельно требовала от нее последовать за Филиппом и попытаться спокойно во всем разобраться. Уж слишком сурово он обвинял себя. Любого другого человека она бы ни за что не отпустила в таком состоянии, не попытавшись утешить. Но сейчас ей приходилось насильно удерживать себя от подобного шага.