Кажется, мне удалось тогда ее утешить. Ей-богу, в кои-то веки у меня получилось.
Мы совпали. Совместились.
И застряли друг в друге.
Впрочем, именно в тот самый день, когда она рассказала о своем детстве, я узнал и еще одну вещь, которая впоследствии стала моим проклятием: она способна уйти, не попрощавшись и не оставив надежды на возобновление отношений. Просто нажать иконку выхода из сети, встать из-за стола, задвинуть клавиатуру и исчезнуть из моего поля зрения. А потом появиться и сказать: прости, я не могла иначе…
Пятнадцатилетняя девочка, беседовавшая на вокзале с папой и настоятельно рекомендовавшая ему пить какие-то таблетки, без которых он может, не дай бог, почувствовать себя плохо и не вернуться домой, чтобы спасти ее от мачехи, спускалась по широкой мраморной лестнице на первый этаж. Я смотрел на нее сверху, взявшись руками за перила. Девочка притормозила у платежного терминала, произвела несколько манипуляций на мониторе, сунула в щель сторублевую купюру. Оплатила мобильную связь. Потом закинула сумочку на плечо и вышла через центральные автоматические двери. Через мгновение ее поглотила шумная привокзальная площадь.
Повезло девочке с папой. И, кстати, папе с ней тоже. Дочка для мужчины – это шанс оправдаться за все обиды, когда-либо нанесенные женщинам.
День пятый – 27 декабря
ТАМАРКА
Сегодня очень хороший день. Народу много. Так я и не сумел найти систему, по которой заполнялся людьми этот гигантский дворец из стекла и черного мрамора. В расписании подсказок не нашел – движение поездов у нас более-менее упорядоченное, но в один день народ валом валит, словно только что вспомнил о приближении новогодних каникул и о том, что надо рвать когти к родственникам, только успевай занимать столики в кафе и свободные кресла в зале ожидания; а в иные дни на первом этаже можно хоть играть в бейсбол, хоть метать молот. Правда, вечерами здесь всегда хорошо. Иллюзия движения.
Мне нравятся заполненные дни. Я прячусь в толпе, как маленькая рыбка в прибрежной траве, растворяюсь, становлюсь невидимым, но зрячим, неслышимым, но с ушами как локаторы. Я везде и нигде. Я чувствую себя хозяином этого железнодорожного вокзала, потому что все эти люди вокруг меня с баулами и сумками, молодые, старые, юные, хромые, хмурые и улыбчивые – все они уйдут, а я останусь.
Им предписано ехать, мой удел – ждать.
Сегодня обедал на первом этаже, в полутемном закутке большого зала возле выхода к первой платформе и эскалатора в камеру хранения. На второй этаж не пошел, потому что там, у лестниц, ведущих на перроны, довольно прохладно и шумно. Я даже не пытался выяснять, куда все эти люди едут сегодня, и не прислушивался к диктору, объявляющему прибытие и посадку. За дни, проведенные здесь, я научился не слышать этот монотонный женский голос.