Время, казалось, замерло, но солнце уже было в зените. В эти полуденные часы городок был пуст. Все готовились к ночи, новолунию, началу месяца Абба. В гостиницах мест не было. К ночи ожидался массовый приезд верующих.
Поднялись на самый верх покрытого деревьями холма. Машину Цигель оставил у дороги. Растянулись на траве посреди поляны. Уходящие ввысь деревья кружили небо, усыпляя и наполняя тело покоем. У Ормана было такое ощущение, что как бы исподтишка Цигель подражает его действиям. Они лежали вчетвером, две семейные пары, примерно, около часа. Встряхнувшись, Орман подумал о том, что давным-давно не ощущал такого глубокого покоя. Рядом, в полуметре, из-под земли и дерна торчал обломок стены древней цитадели, мгновенно напомнив о бренности мира.
Надо было спуститься с этих высот по крутым изгибам дороги в поселок Рош-Пина, чтобы успеть хотя бы там, снять комнату в одном из коттеджей.
Улица, на которой располагалась шеренга коттеджей, зависала над широко развернутой вниз и вдаль панорамой лесков, вспаханных прямоугольников, поселений, прячущихся в пазухах долин, и все это словно бы дышало горьковато медовым покоем, пронизанным долгим отстоявшимся солнцем.
По другую сторону высоко в небо вздымался ряд кипарисов, отделяющий старые, облупившиеся, но смутно и празднично пробуждающие чувства, знакомые археологам, памятью ушедшего времени – домики времен первых переселенцев, евреев восточной Европы начала века. Недаром ведь городок назывался – Рош-Пина – «краеугольный камень». Время близилось к закату, но еще было довольно жарко. Все попрятались за стенами, и овраг, за краем домиков, неосознанно влек Ормана черным своим изломом в ослепительности дня, полным даром растрачиваемых чудных запахов пропитанной солнцем зелени трав и кипарисов.
– Они тут шептались, – сказала жена вернувшемуся в коттедж Орману, – но ты же знаешь мой слух, от которого нет мне покоя. Она упрекала его и требовала, чтобы ты отвез нас в Цфат, потому что, дескать, он возил нас по городу. Я не выдержала и сказала: «Зря волнуетесь. Мы повезем».
К Цфату подъехали уже затемно. Остановились у края улицы, обрываемой глубокой долиной, в которой, при свете народившегося серпика луны, видны были надгробия древнего кладбища.
Сюда же подъезжали автобусы, полные религиозными людьми, судя по табличкам на стеклах, со всех даже самых дальних мест Израиля.
У края провала, время от времени освещаемая фарами подъезжающих машин, высвечивалась огромными буквами надпись – «Киврей цадиким лэфанейха» – «Могилы праведников перед тобой».