Ждать на скамейке парка пришлось долго. Цигель был в одном пиджаке, и теперь к внутренней дрожи прибавилась дрожь от холода. Народу в парке в этот поздний час почти не было. Прошла женщина. По какому-то неуловимому ее движению он понял: она. Пошел следом. Сели в такси. Подъехали к какому-то дому. Только при входе в подъезд женщина произнесла:
– Никаких разговоров. Только писать на бумаге вопросы и ответы.
Вот тебе новость, подумал Цигель, копируют способы общения активистов и диссидентов.
В квартире их ждал мужчина с явно незапоминающимся лицом. Цигель распорол подкладку и вынул всю пачку бумаг. Пока женщина зашивала подкладку, мужчина читал бумаги, каждый раз то ли с неприязнью, то ли с любопытством поглядывая на Цигеля. Мания преследования продолжалась: мужчина казался Цигелю чем-то похожим на человека в кожаной куртке, который вел с ним беседу в Службе безопасности Израиля.
Господи, думал про себя Цигель, я же отдаю им такие улики, не зная, кто они вообще, полагаясь лишь на Аверьяныча. Удивительно как эти люди без слов давали понять, что следует делать: сидеть ли, вставать. Мужчина вручил Цигелю конверт и вышел его проводить до ближайшего метро. На улице сказал:
– В конверте также записка. С указаниями. Прочтите и сожгите.
– От Аверьяныча… записка? – вырвалось у Цигеля.
– Не знаю никакого Аверьяныча, – сухо оборвал его мужчина, повернулся и сгинул во мраке.
Только в номере Цигель вскрыл конверт. В нем оказалась внушительная пачка долларов и записка с указанием тайников в Тель-Авиве, куда лишь в чрезвычайных случаях, за неимением иного выхода, следует прятать информацию и фотопленку. Особый аппарат для фотографирования он в свое время получит в Израиле.
Настроение Цигеля значительно исправилось при виде долларов. Он так и не уснул, всю ночь подсчитывая, что можно сделать на эти деньги: облицевать ванную итальянскими керамическими плитками, поставить на крыше солнечный бойлер, купить мебель.
В аэропорт его опять повез Гриша, и сцена переругивания с обгоняющими его водителями повторилась.
– Ну и шороху вы тут наделали, – сказал Гриша, пожимая ему руку на прощание, – долго вас тут будут помнить.
Спустя несколько дней после приезда Цигеля из Америки, состоялся давно объявленный вечер солидарности с евреями СССР в большом зале «Дома сионистов Америки», на перекрестке улиц Ибн-Гебироль и Даниэля Фриша в Тель-Авиве. В зале не было свободных мест, мелькали знакомые по плакатам лица отказников и недавно освобожденных из советских тюрем узников Сиона. Цигеля повели на сцену, посадили за длинным столом президиума между представителем Министерства иностранных дел Израиля и шефом Комитета солидарности с евреями СССР, который и вел вечер. Он в самом начале дал слово представителю МИДа, и тот сразу же назвал имя Цигеля, добившегося большого успеха в пользу советских евреев своими выступлениями в Америке, не только политического, но и финансового. Под оглушительные аплодисменты Цигель должен был встать и поклониться. Его душили слезы, пот катился по лицу.