Примерно, после полугода сумел сблизиться с одним из начальников смены, помешанным, подобно тому Чудику с порченым глазом, на идее. Только другой. Этот плотный, усатый мужчина, чьи дед и бабка были из Полтавы, уроженец кибуца, но русского не знающий, был уверен, что в большинстве своем политиканы и военные чины – гомосексуалисты. Тема была навязчива и не давала ему покоя. Цигель подливал масло в огонь, с наивным удивлением задавая вопросы:
– Как? И этот?
Усач с радостью делал большие глаза в знак подтверждения, как бы удивляясь собственной осведомленности. Он даже пригласил Цигеля на свой день рождения к себе домой, познакомил с женой и дочерью. Собрались коллеги из Министерства обороны. Никто не знал, кто такой Цигель, но он был среди них, значит, свой. Они позволяли себе многое говорить в его – пусть отдаленном – присутствии. Но слух его был вышколен умением подслушивать даже издалека. А они, по человеческой слабости, усугубленной еврейским пристрастием к болтовне, гордились друг перед другом информацией. Цигель ловил ненароком оброненные слова, запоминал имена, чтобы потом у начальника смены осведомиться о чинах того или иного гостя. Вел себя скромно, почти не раскрывая рта, лишь иногда делая глаза хозяину: мол, и «этот?» Усач сообщнически расцветал утвердительной улыбкой.
В один из вечеров только вернулся с работы, как постучался Орман и вручил ему конверт:
– Миха Пелед просил передать вам пригласительный билет на встречу, – сказал нейтральным голосом, в котором явно слышались нотки неприязни к этому мероприятию.
Кибуцник Миха Пелед представлял в Совете солидарности с евреями СССР Объединенную рабочую партию – МАПАМ, левее которой были лишь коммунисты. Он также входил в руководство Комитета Мира, который пригласил из Москвы делегацию деятелей культуры.
Встреча была в одном из залов Союза журналистов на улице Каплан.
Редактор журнала «Дружба народов» Баруздин со сцены нес ахинею о том, что все встречавшиеся ему здесь евреи из СССР умоляли его помочь им вернуться на оставленную по ошибке родину. Переводил на иврит весьма неточно член компартии Меира Вильнера, вызывая гневные реплики Ормана из зала. В перерыве, за чаепитием, стоящий рядом с Цигелем симпатичный моложавый москвич из делегации негромко сказал:
– Вы меня не помните?
– Помню, – ответил Цигель, хотя в жизни не видел этого человека, но таковы были правила игры, преподанной в подмосковной школе разведки.
– Я корреспондент газеты «Известия». Вам привет от Аверьяныча.
Имя это, произнесенное почти шепотом, отозвалось в ушах Цигеля, как сигнал охотничьего рога, открывающего сезон большой охоты.