В Стокгольме они поселились в заказанном заранее номере гостиницы «Биргер-Ярл». Тут связные ГРУ чувствовали себя почти, как дома, по-хозяйски. Был поздний час. Раздался звонок. Жена, уставшая с дороги, даже не проснулась. Негромкий голос произнес одно слово: «Спуститесь». В холле молодой человек в модной куртке поднял руку в приветствии и тут же повел Цигеля в ресторан гостиницы.
– Откуда вы звонили? – спросил Цигель, удивленный такой оперативностью и бесцеремонностью.
– Из телефона-автомата. – Молодой человек указал на стеклянную стену холла, за которой светилась телефонная будка.
Связного интересовали авиационные моторы. Переданные Цигелем сведения были весьма общими, ибо не касались его цеха и профиля. Но интерес вызвал сфотографированный Цигелем черновик чертежа, забытый кем-то на столе в столовой. Разговор оказался на редкость коротким. Связной объяснил, что надо узнать, передал Цигелю список вопросов, на которые, по возможности, следовало ответить любыми способами, то есть вынюхать, выпытать, проявить ловкость. Затем вынул долгожданный конверт, встал, попрощался с Цигелем, пожелав ему приятно провести время в Швеции. Цигель с трудом добежал до туалета в номере. Опять его пронесло, на этот раз, несомненно, от радости. Сидя на унитазе, он пересчитывал доллары. Сумма превысила все ожидания.
Давно Цигель так долго и сладко не спал.
Повезло с погодой. На всем лежала печать золотисто-солнечной осени, которая ярко вспыхивала на пуговицах мундиров разводного караула у королевского дворца. В часы позднего заката в северном небе со сполохами дальнего сияния на всем лежала печать меланхолии. Да и небо само, подпираемое силуэтами огромных зданий парламента, дворцов, проткнутое лютеранскими шпилями кирх, кажется еще не проснулось от позднего средневековья и раннего ренессанса с их готикой и барокко, несмотря на тщательные, но тщетные старания центральных площадей Сергелс Торг, Стуреплан одолеть его ослепительным кичем реклам «Филиппс» и «Макдоналдс». В Стокгольме было удивительно тихо. Вечером город пуст. Верхнего света в квартирах почти не было видно, лишь настольные лампы на подоконниках хранили своим светом атмосферу затаенности, замкнутости, неодолимого шведского одиночества. Даже молодежь в кафе не шумела, не показывала свою независимость громкими окликами и жестикуляцией, а тоже с какой-то молодой веселой печалью медленно цедила пиво.
В Берген ехали поездом.
Жена читала книгу. Цигель же время от времени щупал пиджак, за подкладку которого тайком от нее вшил доллары. Склонный к постоянно сжимающим грудь страхам, он вдруг заметил нечто странное, может быть, некий перст судьбы в этих далеких и чужих, явно не расположенных к нему, землях: когда сидишь спиной к движению поезда, прошлое набегает будущим, и чудится – тебя везут против твоей воли в неизвестность.