— После того, что ты пережил, ты имел на это право.
— Не делай для меня скидок, Ники. Не оправдывай. Жалость унизительна.
— Прости, Гейб. — Она обругала себя за бестактность.
— И не извиняйся, когда я не прав, — неожиданно вспылил он.
Николь от изумления открыла рот, и Гейб слабо улыбнулся.
— Я предупреждал, что характер у меня стал скверным. Видишь, чего ты избежала?
Девушка хотела сказать, что он не стал бы таким, если бы разделил свою боль с ней, но сдержалась.
— Ты что-то собирался мне сообщить?
— Просто вспомнил, что вчера даже не спросил, зачем ты пожаловала. Не ночью, а раньше, когда мы встретились у дома. Отправляясь в «Вязы», ты ведь не знала, что усадьбу купил я, правда?
— Не имела ни малейшего представления, — обрадовалась смене темы Николь. — Я просто хотела поговорить с новым владельцем «Вязов» и попытаться добиться разрешения на проведение традиционного рождественского вечера для детей. При мистере Джонсе всегда так было.
— А, понимаю.
— Питер сказал, что ты и слышать об этом не желаешь.
— И недели не прошло, как я туда въехал, а вы хотите, чтобы я сразу же устраивал праздники.
— Гейб, это настоящая причина твоего отказа? Или на самом деле ты решил отгородиться от мира?
— Это имеет значение?
— Пойми, праздник устраивают для больных детей и сирот, которые съезжаются сюда со всей округи. Это единственная их радость, они ждут Рождества и поездки в «Вязы» целый год. Многие дети слишком большие, чтобы их взяли на воспитание в семьи, те, которые помладше, ну… у них другие проблемы. Ты когда-то любил детей, Гейб. Это качество мне особенно в тебе нравилось. Я не верю, что ты очерствел.
— Да, у меня шрамы не только на лице и на теле, но и на душе. Когда видишь, как люди шарахаются от тебя, словно от прокаженного… А дети, о которых ты так хлопочешь, показывают на тебя пальцами… Не дай Бог тебе, Ники, испытать это на собственной шкуре. Дети, кстати, более жестоки, чем взрослые.
Николь молчала, думая, посмеет ли сделать следующий ход. Наконец она рискнула:
— Ты хочешь отнять у обездоленных детей праздник, потому что у тебя на лице шрамы. Но только пять минут назад ты просил меня не делать скидок, потому что жалость тебя унижает. Так вот. — Она глубоко вздохнула. — Твоя позиция жалка и не достойна мужчины.
Гейбриел нахмурился, но почти сразу же усмехнулся.
— Поймала меня на моих же словах!
— Итак, собираешься ли ты и дальше упиваться жалостью к себе или все же подумаешь о празднике для детей?
— Если я соглашусь, кто будет заниматься организационными вопросами?
— Мы. Тебе не придется ничего делать, — заверила Николь.