Линда все никак не могла отдышаться после подъема в гору, а ее слух тем временем продолжали ласкать божественные звуки. Мелодию вела скрипка в сопровождении джазового оркестра. Хрупкий инструмент в руках настоящего виртуоза будил страсть, чувственность, вызывал головокружение. Линда даже закрыла глаза и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
На ее стук никто не ответил — его, очевидно, заглушила музыка, и тогда Линда открыла дверь и вошла. Черт с ним. Она не собиралась отступать в момент, когда ее переполнял столь благородный гнев. Ей необходимо во что бы то ни стало высказаться, дабы этот писака сполна получил то, что ему причитается.
Она заметила его почти сразу: он сидел в дальней комнате справа и работал. Стол, на котором стояла пишущая машинка, был завален бумагой. Впрочем, казалось, что буря пронеслась не только над ним, но и по всей комнате. Всюду валялись газеты, книги, фотографии. Некоторые снимки были приколоты к доскам из пробкового дерева, другие — разложены на столе.
Мужчина не заметил, как Линда вошла. Сидя за машинкой, он быстро печатал, пальцы с профессиональной легкостью летали над клавишами, а поза свидетельствовала о том, что незнакомец поглощен работой.
Вдруг он замер, мгновенно повернулся и выругался.
— Какого дьявола!..
— Простите за вторжение. Я стучала, но никто не подошел к двери.
Само воплощение вежливости — она всегда такая, пусть знает. Такая воспитанная. Такая культурная. Надо же, явилась к нему рвать и метать, а вместо этого извиняется. Музыка обволакивала ее, сводила с ума, усмиряла гнев.
Резко отодвинув стул, мужчина вскочил, похожий на тигра, изготовившегося к прыжку.
— Черт побери! Что вам здесь нужно? Разве не видите, что я работаю?
— Простите за беспокойство, — медовым голосом произнесла Линда фразу, где не было и намека на искренность.
Он провел рукой по волосам, и синие глаза метнули молнию в возмутительницу спокойствия.
— Вы меня не побеспокоили, леди, а вывели из рабочего состояния!
Ага, значит, его проняло. Рассвирепел, как сумасшедший. И все из-за нее? Ну и пусть!
— Глубоко сожалею, — сказала она невозмутимым тоном.
— А теперь — вон из моего дома! — прошипел он и указал на дверь.
Непрошеная гостья посмотрела на него волчицей и не двинулась с места.
— Я не сделаю ни шага, пока не выскажусь!
Такая смелая! И такая дура. Перед ней стоял едва ли не великан, да к тому же разъяренный, а она еще и вздумала перечить ему. Одна бровь незнакомца изогнулась дугой, рот скривила усмешка, и скрестив на груди руки, он процедил:
— Даю две минуты.
Женщина протянула ему два листка с отпечатанным текстом и сказала равнодушным голосом: