— Красивая леди, — позвал он, произнося слова нараспев. Затем хихикнул и добавил: — Красивая леди идти бум.
Испуганно вздрогнув, она остановилась на полушаге и обернулась, но пациент снова вернулся к своему занятию, и всякий интерес к ней, если таковой и был, у него уже пропал. Упав духом, Элиза поторопилась догнать своего провожатого.
Перед ними оказалась громадная раздвижная дверь с зубчатым приводом, настоящее чудо инженерного искусства из латуни и всяких шестеренок, предполагавшее, что за ней должно находиться что-то такое, что стоит держать под надежными запорами. Томас сунул свою толстую руку в проем на косяке. Запыхтел, застрекотал сложный механизм, и вокруг его ладони звонко защелкнулся блестящий металл, заставив Элизу вздрогнуть от неожиданности. Еще через мгновение дверь дрогнула; Элиза сделала шаг назад, а тяжелая конструкция поехала по направляющим в сторону, спрятавшись внутри стены.
«Должно быть, так охраняют неизлечимых», — подумала она. Когда Элиза переступала через порог, по спине у нее прополз холодок.
Разница стала заметна сразу же. В лицо ударил тяжелый, как кирпич, запах, и она остановилась, быстро начав хватать воздух ртом.
Как ни старались те, кто смотрел за Бедламом, им не удалось предотвратить попадания в воздух всех запахов функционирующего человеческого тела. Это был Бедлам, незнакомый посетителям, Бедлам, который никто не смог бы вынести. Это был Бедлам, который лучше сразу забыть. Если вы только не являетесь руководителем регулярного «Бетлемского шоу». Охранник провел ее вдоль ряда запертых дверей, и Элиза пыталась отключиться от доносившихся оттуда визгов и воплей, но даже ее профессиональные навыки в такой обстановке не срабатывали.
По мере того как они все глубже заходили в Бедлам, Элизу не покидала мысль, что за этими стенами содержится не один агент из министерства. Она пообещала себе хорошенько выпить, когда доберется домой.
Наконец Томас открыл одну из камер и с выжидающим видом остановился.
— Спасибо, — сказала она и, взглянув в его глаза, вдруг обнаружила, что на самом деле они светло-карие и что в них теплится неожиданный огонек сострадания.
— Я подожду вас снаружи, мисс. — Голос у него оказался по-юношески высоким, не идущим такому массивному грубому телу.
Кивнув, Элиза зашла внутрь, и дверь камеры мягко и аккуратно закрылась за ней.
Гаррисон Торн сидел в углу, съежившись и отвернув лицо к стене. Она видела лишь гриву всклокоченных золотистых волос, и к горлу ее подступил тяжелый комок. Ей показалось, что ничего не изменилось.