Затем мужчина, которого она знала как своего напарника и друга, взглянул через плечо, и видимость эта тут же рухнула.
Элиза зажмурилась, вспоминая, каким Гаррисон был раньше: высокий, полный сил и энтузиазма, чертовски хороший игрок в карты, мужчина, которого хотелось целовать. Потом она открыла глаза и столкнулась с реальностью, которой столько времени избегала.
Прежде чем министерство нашло его и упрятало в Бедлам, он отсутствовал целую неделю. С тех пор она видела его впервые.
— Гаррисон?
Ее собственный голос вдруг показался ей чужим. Пустым. Исполненным скорби. Почему она не пренебрегла тогда приказом министерства, как делала много раз, и не пришла просто навестить его? Ответ был ей хорошо известен: она боялась именно этого.
Глаза Гаррисона, когда-то карие с зеленью, такими и остались, но сейчас его взгляд постоянно двигался, бегая по углам комнаты. Его густая и спутанная борода разрослась — возможно, потому что он непрерывно шевелился и его трудно было побрить. Его длинные сильные пальцы находились во рту, и в тех местах, где он кусал их, выступила кровь. Не успев сообразить, что делает, Элиза бросилась вперед и обняла его. Крайне непрофессионально, но вокруг не было никого, кто мог бы заметить это. «Прости меня, Гарри, — говорили эти объятия; по крайней мере, она на это надеялась. — Пожалуйста, прости меня, Гарри».
Господи, каким же худым был Гаррисон, кожа да кости, и это при том, что всего восемь месяцев назад он обладал завидной крепкой мускулатурой. Он позволил обнимать себя всего секунду, а затем резко отпрянул назад, и его жесткая борода царапнула ее по щеке. Тот Гаррисон, которого знала она, всегда очень привередливо относился буквально ко всему, особенно к своей внешности. Усы его всегда были аккуратно навощены, а воротничок — тщательно накрахмален. «Одежда может красить человека, — однажды сказал он ей в ответ на колкости в отношении его щепетильности в этом вопросе, — но в полевых условиях, Лиззи, добрую службу сослужит мужская удаль, хорошенько приправленная учтивостью». Когда он подмигнул ей, как это сохранилось у нее в памяти, она подумала о своей женственности. Это напомнило ей, как Гаррисон умел пользоваться своими достоинствами, данными ему от Бога. «Открывая свои двери, сердца и умы, люди отдают предпочтение принцам перед нищими. Попробуй запомнить это, моя дорогая Лиззи».
Гаррисон в его нынешнем состоянии, казалось, был раздавлен.
Незнакомец забился в угол и принялся внимательно рассматривать потолок. Из горла его вырывался странный глухой мяукающий звук, как у потерявшегося котенка. Сначала он был едва уловим, но стал громче, когда Гаррисон начал раскачиваться взад-вперед. Элиза старалась успокоить его, как она вела бы себя с небольшим зверьком. Если это его состояние считалось лучшим, у нее не было ни малейшего желания стать свидетельницей худшего.