Слепо уставившись на дорогу, она изо всех сил пыталась обрести былое спокойствие. Чудно, как чьё-то прошлое могло воспрянуть и ужалить в самый неподходящий момент.
— Вы знали маму, правда? Она гостила в вашей семье, когда Маркус выслал её из Каслмейна.
Он напрягся.
— Я был в школе.
— Но, право же, не всё время, — не получив ответа, она добавила: — Была ли она такой э… распутной, как утверждает Маркус?
Он так долго колебался, что она поняла ответ.
— Нет.
— Лжец.
Он перевел взгляд на неё.
— Какая разница?
— Позорная слава моей семьи — одна из причин, по которой вы считали меня негодной для брака, если припомните.
— Что заставляет вас думать, что я считал вас негодной?
— Это было совершенно очевидно, когда вы уехали, не женившись на мне. И потом не написали, или, во всяком случае, не показали, что тосковали по мне.
— Я не верил, что вы примете письма от меня, после того, как я с вами поступил. Более того, даже по возвращении, я не думал, что вы снова одобрите мои ухаживания. Не думал, пока мы не поцеловались.
— Когда я оказалась такой же распутной, как моя мать.
— Луиза…
— Нет, я хочу знать. Не о нас с вами: думаю, я понимаю, почему вы именно так себя повели. Я хочу знать о моей матери, — она глубоко вздохнула. — Я всегда задавалась вопросом, какой она была на самом деле. В моём детстве её почти никогда не было рядом. — Так как она была вполне довольна, променяв своих детей и мужа на привилегии королевской любовницы. — Затем, после смерти папы, когда мне было десять, и Маркус выслал её, мне больше не разрешили увидеть её снова.
Она с трудом сглотнула. Маркус лишь сделал то, что считал правильным. Но по сей день было больно, что за четыре года, которые мама прожила вдали от Каслмейна, она не попыталась увидеться со своей дочерью. Потому-то Луиза так крепко и уцепилась за свою единокровную сестру. Ведь Шарлотта тоже была брошена, оставлена на равнодушное попечение своего монаршего отца, пока её мать, королева Каролина, развлекалась за границей с любовниками.
Это было несправедливо. Страсть для женщины не должна быть превыше детей. Лучше и вовсе не иметь их, чем так мало заботиться о них.
Или умирать в родах, оставляя детей один на один с переменчивыми чувствами их отцов.
Они ехали в тишине, мимо переливающихся зеленью в лучах заходящего солнца овсяных полей. Когда они въехали на укрытую разросшимися дубами дорогу близ Ричмонд-парка, даже стук лошадиных копыт стал приглушенным.
Она вздохнула.
— Так или иначе, я думала… вы могли бы сказать мне…
— Кроме внешнего сходства с матерью, вы совсем не такая, как она, если вас это волнует, — произнёс Саймон.