— А потом он приедет?
— Господи, я надеюсь! Я так хочу его!
— Не волнуйся. Переживешь, — сказала я, чувствуя укол ревности.
— Ха! Посмотрите, какой специалист! Скажите-ка мне, доктор, когда в последний раз вы…
— Да ладно, Робин, не в этом дело, — сказала я, раздражаясь больше на себя, чем на Робин.
— Так в чем же дело?
Я вынула из пляжной сумки кисть крупного черного винограда и сунула одну виноградину в рот.
— Вот, попробуй. Тебе понравится, — сказала я, кидая одну ягоду подруге… моей счастливо замужней, счастливо похотливой подруге.
Пролетев мимо рук Робин, виноградина упала в песок.
— Большое спасибо! — воскликнула Робин, подбирая ее. Тщательно обтерев песчинки, она надкусила и скорчила гримасу: — Кислая кожица… но внутри сладко.
— Как некоторые мои знакомые.
— Философия обязательна? Или это психология? В любом случае, возвращаясь к нашему разговору, секс необходим для хорошего самочувствия. Попробуй. Тебе понравится.
— Ну… я слышала, Дуг свободен.
— Господи, Алисон, ты еще и цинична!
— Возможно.
Я уже испытывала угрызения совести за свою зависть к Робин… не говоря уж о том, что я сделала с Джефри Кауфманом в "Желтом" файле, выместив на нем всю обиду на Фила Краузена.
— Но в глубине души я просто прелесть, — добавила я, начиная жалеть себя.
— Да, я знаю, — сказала Робин, может быть, лучше меня самой понимая легкую дрожь моего голоса и неожиданно появившийся блеск в моих глазах. — Итак… когда уезжает Шел?
Белая
Оставался еще почти час до появления Шела, когда, разложив на столе копченую лососину, овощи, булочки и клубничный пудинг, я уселась с журналом на балконе и принялась решать кроссворд. Однако тошнота и сильное сердцебиение вскоре заставили меня отложить журнал. В холодном поту я вернулась в комнату и включила телевизор, постаравшись сосредоточиться на мерцающем экране. Как ни странно, это помогло.
— Привет! — крикнул Шел, появляясь несколько минут спустя.
Я приветствовала сына объятиями и поцелуем, но, как обычно, он вывернулся, и мои губы приземлились где-то в районе его уха.
— Ты стал слишком взрослым, чтобы поцеловать мамочку? — спросила я скорее с нежным упреком, чем ожидая ответа.
— Господи, ну и коротышка же ты! — воскликнул Шел, избегая объяснений и кладя ладонь на мою макушку.
— Метр шестьдесят, — защитила я свой рост.
— Не может быть!
— Я без каблуков.
— Ты козявка.
Я улыбнулась и пошла в кухню за маслом и сливочным сыром. В эту игру мы играли с тех пор, как Шел вырос настолько, что мог смотреть через мою голову. Я понимала, что игра продолжается из-за смеси гордости и неуверенности, которые испытывает Шел. Стремясь повзрослеть как можно быстрее, он чувствует смутную тревогу: если он сильнее своей матери, кто же позаботится о нем, уже не ребенке, но еще не мужчине?