— Так как дела, Шел? — спросила я, усаживаясь напротив сына и наслаждаясь красотой греческой линии его носа, изяществом и ловкостью больших рук, собирающих невероятных размеров сэндвич, и, как всегда, не веря, что этот красивый великан был когда-то частью меня, моим малышом.
— Прекрасно, — ответил Шел, увлеченный созданием шедевра из копченой лососины, сливочного сыра, лука и помидоров.
— Как работа?
— Прекрасно.
— И тебе нравится твое жилище?
— Очень.
— Тебе нравится жить с друзьями?
— Очень.
— Ты не скучаешь?
— Нет.
— И это вся благодарность и забота о материнском авторитете, — без надежды на возражение подвела я итог беседы.
— Ты должна быть счастлива, мам. В моей комнате чисто… в гостиной никаких объедков… никакого бокса по телевизору… тишина и покой, — сказал он, вгрызаясь в гигантский сэндвич.
— Я в восторге, — ответила я совершенно неискренне, и мои сжавшиеся внутренности просигналили, что самое последнее, чего бы мне хотелось, — это тишина и покой опустевшего гнезда. — Я счастлива за тебя. Только помни: до конца лета мы должны подготовить тебя к колледжу.
— Не волнуйся, мам. Я все держу под контролем, — умудрился пробормотать Шел с полным ртом.
Я вздохнула и занялась собственным сэндвичем, понимая, что мое восприятие Шела, как маятник, качается между образами ребенка и мужчины, зная, что он вполне способен держать все под контролем, но сомневаясь, что он это делает.
— Ты заполнил все документы?
— Все, мам.
— Ты знаешь, что еще из одежды необходимо купить?
— Успокойся, мам. Все в полном порядке, — он улыбнулся и бросил в рот черную оливку. — Что слышно о даме, нырнувшей с крыши пару дней назад?
— Шел! Как ты можешь? Это ужасно!
— А что я говорю?
— Но как ты это сказал!
— Это та дамочка с губами? — спросил Шел, вытягивая губы.
— Если ты имеешь в виду Марджори Эплбаум, да. И не будь вульгарным.
— Какая жалость. Полиция еще разнюхивает? В газетах пишут, что они собираются опросить всех жильцов Башни. Она правда прыгнула?
— Я не знаю. Я дремала на балконе, и мне показалось, будто что-то пролетело мимо. Но вполне возможно, что это была Марджори. Ужасная мысль.
— Да брось! Моя мама — главный свидетель! Она была довольно молодая, как мне кажется?
— Моложе меня.
— Все моложе тебя.
— Спасибо. Очень приятно слышать.
— Да не обижайся! Ты не так плохо выглядишь для старой дамы. Джейсон считает тебя красоткой.
— Неужели? — я слегка распрямилась. — Он тебе это сказал?
— Угу. Извини.
— Ты поднял этот вопрос. Мне просто любопытно. Что еще он тебе сказал?
— Да не волнуйся, мам. Все ребята считают, что ты еще мамтрахалка.